Анри Перрюшо - Жизнь Тулуз-Лотрека

1 "Я не помню случая, - говорил потом Рашу, - чтобы Лотрек ошибся в оценке наших товарищей. Он был поразительным психологом".

Лотрек работал с большим усердием. По утрам - в мастерской Бонна; во второй половине дня - у Пренсто или Рашу. Еще до поступления к Бонна он овладел некоторыми тайнами ремесла, но вел себя у него так, словно ничего не знал. Он начинал с азов. Все с самого начала. Покорно слушал он советы знаменитого художника, стараясь применить их практически. Не зная усталости, рисовал углем.

Первые замечания Бонна, надо признать, были не очень обнадеживающими. "Мэтр сказал ему, - писал Пренсто родным Лотрека, - что у него странные краски, и еще - что он рисует, как ребенок". Это было ужасно, но критика мэтра только увеличила энергию Лотрека. Бонна "подсыпал ему перца в кровь". Лотрек тут же стер - да здравствует хлебный мякиш! - только что сделанный рисунок и с новым рвением принялся за работу. Разве мог он несерьезно отнестись к мнению мсье Бонна, художника, "величие которого, - говорил он в одном из своих писем к дяде Шарлю, - не позволяет мне задавать вопросы"?

В строгом сюртуке, с орденами, которые он менял в зависимости от того, куда направлялся, этот прославленный портретист бывал в посольствах, в министерствах, в великосветских салонах.

Для того чтобы заказать Бонна портрет, было мало одного желания. Не каждый, кому приходила в голову такая фантазия, мог добиться этого. Портрет у Бонна - удел избранных, он стоит очень дорого. К этому надо готовиться, как к посвящению в рыцарство - "постом, молитвами, всяческими лишениями, шутливо писал один журналист, - а когда вы полностью проникнетесь важностью предстоящего события, закажите себе платье для портрета Бонна (существуют специальные модели). Заручитесь рекомендацией генерала, министра или посла, и тогда, и только тогда, мсье Бонна согласится запечатлеть вас во весь рост, чопорной, сверкающей как хрусталь и освещенной сверху".

Недовольный своим маленьким ростом, Бонна искусственно увеличивал его с помощью каблуков. В разговоре он закидывал назад голову и не говорил, а вещал. Несмотря на то что он двадцать пять лет прожил в Париже, у него сохранился баскский акцент. Зарабатывал Бонна очень много; большую часть денег тратил на коллекцию картин, которую с любовью и упорством все время пополнял 1.

1 В дальнейшем он подарил коллекцию своему родному городу, музею Байонны.

Он был рьяным поклонником старых мастеров и смиренно сознавал, какая пропасть разделяет его и Веласкеса или Микеланджело; когда он говорил о "Сикстинской мадонне", голос у него дрожал.

Бонна "неласков со своими учениками, - писала графиня Адель. Возможно, это доказывает, что он действительно относится к ним серьезно". Своей суровостью, своей непоколебимой верой в принципы, которые он считал бесспорными, Бонна вызывал у Лотрека уважение. В Бонна Лотрек видел идеал настоящего мастера, именно такого, каким должен быть истинный художник в представлении Тулуз-Лотреков. Значит, чтобы тоже добиться признания, "не остаться неудачником и здесь", Лотрек должен сделать все, чтобы Бонна был им доволен.

Лотрек выполнял все требования учителя. Если раньше им руководил только собственный вкус, то теперь он подавлял его, сдерживал свои порывы. Он прилежно копировал античные гипсы, усердно, в академической манере, рисовал обнаженную фигуру. Он любил яркие краски. Под влиянием Бонна его палитра мрачнеет. Его этюды становятся безликими, сухими - в духе его учителя.

Лотрек продолжал бывать на ипподроме, вращался в своем кругу, ходил в светские клубы, посещал и выставки. "Изумительная выставка в великолепном помещении", - сообщал он дяде Шарлю об акварелистах, ошеломленный такими картинами, как "Жительница Беарна" Жаке и "Тунисские сцены" Детайя. Салон тоже привел его в восторг. "Там есть что посмотреть! - восклицал он. Взять хотя бы "Портрет де Шаванна" Бонна, "Праздник 14 июля" Ролла, "Последние минуты Максимилиана" Ж.-П. Лоуренса". Лотрек восторгался теми картинами, которые получили общее признание. В общем, за племянника дяди Шарля можно было не беспокоиться, он встал на правильный путь.

Но иногда у Лотрека вдруг проскальзывало сомнение. Когда Бонна твердил ему, что его рисунок "просто-напросто ужасен", он верил своему учителю, набирался мужества и начинал все сначала, стараясь подавить в себе все самобытное, свою уже тогда ярко выраженную индивидуальность прирожденного рисовальщика, лишь бы у него получалось так, как требовали. "Когда вы пишете ноги модели, смотрите на ее голову", - говорил ему этот художник-идеалист. Разве это не странно?

И не странно ли также, что о Бонна, человеке, который окружен почетом, имя которого произносится окружающими с таким почтением, молодые художники складывают насмешливые песенки, так, будто член Института для них не является величественным представителем искусства.

Бонна,

Ты специалист по сюртукам.

Вот это да,

Вот это да.

Их подгоняешь к сапогам.

Вот это да,

Вот это да.

Почему такое неуважение? В марте, как раз когда Лотрек приехал в Париж, на улице Сент-Оноре, недалеко от сите Ретиро, открылась седьмая выставка импрессионистов. Неизвестно, пошел ли Лотрек посмотреть на произведения знаменитых импрессионистов, всяких там Моне, Ренуаров, Писсарро, Сислеев, Берты Моризо и других, чья живопись была полным отрицанием всего, что Бонна и подобные ему художники утверждали и писали. Но, во всяком случае, трудно поверить, чтобы Лотрек не слышал о них. Ученики Бонна много спорили. Их вкусы не всегда, да, отнюдь не всегда совпадали со вкусами учителя. Некоторые из них давали понять, что импрессионисты, Мане например, представляются им весьма интересными художниками. (Неужели в Салоне, где Лотрек будто бы отметил только Бонна и Ролла, он не задержался перед большим полотном Мане "Бар в "Фоли-Бержер""? Но он ни слова не написал об этом дяде Шарлю.) Возможно, что Лотрек, находясь под влиянием художественных предрассудков своей среды, и удивлялся высказываниям товарищей, но, во всяком случае, они открыли перед ним новые горизонты, именно благодаря им он понял, что в 1882 году французская живопись не ограничивалась произведениями официальных художников, членов Института, которые выполняли заказы светских дам.

Пребывание в мастерской Бонна, однако, не прошло для Лотрека без пользы. Здесь он узнал законы композиции, здесь он понял, что без дисциплины не может быть плодотворной работы, что, если он хочет осуществить свои планы, ему придется все с большим и большим упорством развивать и укреплять свой талант.

* * *

Летом Лотрек снова уехал на юг.

В последний раз он вытянулся у "стены плача": один метр пятьдесят два сантиметра. Больше он не вырастет. Он иронически сравнил себя с апостолом Симеоном, этим "немного насмешливым коротышкой, который, склонив голову", притулился в одной из ниш собора Альби.