Петр Киле - Сокровища женщин Истории любви и творений

Комментаторы в блогах, не касайтесь этой темы, ничего, кроме глупостей, вам тут не родить! Савва Морозов сотворил свою судьбу, как и Савва Мамонтов, как и Константин Станиславский, лучше мало кому из вас удастся. Еще в марте 1904 года, когда М.Ф. решилась взять годичный отпуск, и все кипели – Станиславский, Немирович-Данченко, Савва Морозов, – у всех всплыли свои обиды и доводы, она писала Горькому:

«…Мне стоило большого труда убедить Савву Тимофеевича не сердиться, отнестись к Немировичу спокойнее и беспристрастнее, прочла ему все, что ты мне писал о ваших разговорах, и мало-помалу он утишился, и представь, что было выводом из всего? «Счастливый Алексей Максимович, он может заступиться за Вас». – Очень неожиданно, правда?»

Психологически одна эта фраза прояснивает характер взаимоотношений Саввы Морозова и М.Ф. И никаких домыслов у умных и уважающих себя людей не может быть. Соприкасаясь с Марией Федоровной на сцене и в жизни, люди словно преображались, что на свой лад выразил некий молодой человек в письме к ней (март 1904 года):

«Выходя из театра, мы с ним (с дядей, который, вероятно, был знаком с актрисой) всегда сосредоточенно молчали. Мы боялись, чтоб кто-нибудь с нами не заговорил. Мы бережно, как святыню, выносили из театра, лелеяли любвно в своей душе то золотистое просветление, которое вливалось от Вас. И вот – незаметно для меня самого – в моей груди постепенно создался Ваш обаятельный образ.

Он стоит там, разливая немеркнущий свет. И перед его глазами проходят мои мысли, мои чувства. Он – высший суд. Он говорит мне о чудесной красоте, зовет к ней, обещает ее. Он неудержимо заставляет меня искать лучшей жизни. Он требует от меня, чтобы я сам стал лучше, как можно лучше.

Вы – обещание идеальной жизни, Вы – призыв к прекрасному. Вы – самая чарующая греза…»

Сказка? Мечты? Сон? Нет, для молодого человека здесь его жизнь, и самое заветное для него, о чем он просит М.Ф. в конце письма, – прислать ему на память карточку…

Когда Мария Федоровна и Алексей Максимович приехали в Москву на похороны Саввы Тимофеевича Морозова (похороны состоялись позже), Станиславский с артистами посетили их с настоятельной просьбой отдать новую пьесу «Дети солнца» им – во спасение театра. Константин Сергеевич был готов встать на колени, Горький уступил, и Мария Федоровна, вместо турне по России, а вынашивалась и идея создания нового театра, вместе с Комиссаржевской, сочла за благо вернуться в Художественный театр. Это была ее победа – в спорах о репертуаре. В это время Серов писал портрет Горького, а в Москве разгоралась революция, вплоть до вооруженного восстания – с револьверами в руках против пушек.

Раненых подбирала молодежь театра; в фойе театра им оказывали помощь, и – самое трудное – отправка раненых в больницы и по домам…

«Большое впечатление за кулисами театра производило поведение Марии Федоровны Андреевой, – писал Владимир Иванович Немирович-Данченко. – Едва ли не самая красивая актриса русского театра, жена крупного чиновника, генерала, преданная любительница еще «кружка Алексеева», занявшая потом первое положение в Художественном театре, она вдруг точно «нашла себя» в кипящем круге революции».

Москва. Квартира М. Ф. Андреевой и М. Горького на Воздвиженке. Мария Федоровна в маленьком кабинете рядом с гостиной.

Мария Федоровна

Пишу сестре и словно бы с детьми

Переговариваюсь, как бывало,

С утра, в часы досуга, до уроков,

Счастливая, не ведая о счастье

Простых забот и лучезарных дней,

Что ныне кажется всего лишь грезой

Девичества и юности моей.

И вдруг движенье за окном и крики,

И возглас радостный: «Студентов бьют!»

Ужасно. Вот тебе Татьянин день.

Входит Липа.

Липа

Ты репетируешь? Слова уж очень

Знакомы… Из какой же это пьесы?

Мария Федоровна

Ах, не играю я. Здесь жизнь моя.

Студенческая сходка. Это в праздник.

Нет, пей, гуляй, но рассуждать не смей.

Казаков насылают на студентов -

Нагайками пройтись по головам…

И аресты, и высылки в Сибирь

Всех тех, кто выразил протест хоть как-то

За честь свою, теснимый лошадьми.

Липа

Да, помню, как забегала в слезах

Красавица-актриса хлопотать…

Мария Федоровна

Впервые горе мне стеснило грудь,

Да так: я обезумела, пожалуй,

И обратилась в хлопотах своих -

К кому же? Да, зачинщику расправы.

«О генерал! Повинна юность в чем?

Какое преступленье совершила?»

Болеть душой за будущее наше -

Забота беспокойная и счастье,

И тем нежданней бедствия, что власть

Безумно множит, как родитель-изверг,

Нагайкой добиваясь послушанья.

С каким злорадством выслушал меня

Виновник беспорядков, усмиритель

В одном лице; он думал, победил,

Навеки водворил в первопрестольной

Порядок благостный, угодный Богу,

То бишь царю; он взял его к себе, -

А дядя поплатился за кого,

Ему и невдомек? Найти опору

В ничтожестве со страшными глазами?

Липа

Как заливалась ты слезами, помню…

(Разносится звонок, она уходит.)

Мария Федоровна

Одна ли я? В Москве была ль семья,

Где слез не пролили, хотя бы втайне?

На сцене я еще держалась, верно,

Да публика внимала, затаив

Дыхание; но нервы никуда;

Приду к себе, и слезы в три ручья.

Казалось, сил уж нет, но невозможно

Спектакль отменить; пора на сцену,

И снова я Ирина, юность, грезы

И взрослость, и усталость до тоски,

Так жизнь пройдет. Зачем? И почему?

Что давит жизнь, цветущую, как май,

Среди трущоб и в роскоши дворцов?

Мне удалось отбросить то, что давит,

По крайней мере, я свободна, да,

Среди рабов труда и роскоши,

Единой цепью скованных от века.

В гостиной – Серов, выходит Горький; Липа возвращается.

Липа

Пришел Серов, и Горький занял позу…

Ах, ничего, поплачь, а то в глазах,

Как в небе чистом выше облаков,

Нависших низко, молнии сверкают, -

Гроза сухая – мне страшнее слез.

Мария Федоровна

Поплачу – станет легче, как бывало?

О, не теперь, уж слишком много горя!

Но есть отчаянная радость в нем.

Благословенная свобода! Это -

Как небо и земля в весенний день,

С могучим ледоходом на реке,

И все в движении под вешним небом -

Дома, дворцы, чертоги богачей

И темные окраины рабочих,

Где труд вселенский, как преддверье Ада,

Хотя в церквах им обещают Рай.

Да есть ли Правда на земле, иль в небе?

Нет, ныне я не плачу. Не дождутся.

Глупа была. Прошло всего два года.