Леонид Беляев - Московская Русь: от Средневековья к Новому времени

В XVI в. памятники отображают спад творческой активности и постепенную провинциализацию культуры Тверской земли, которая оставалась крупнейшим центром железоделательного (кузнечного) ремесла и полотняного производства. Ее мастера-строители работали по всей Руси — в Хутыни, Брянске, Волоколамске, селе Кушалине и других местах, хотя в большинстве их постройки отличались архаическими чертами, и заказчики предпочитали мастеров, работавших в московских традициях.

Монастыри — это религиозные общины христиан, дающих обет безбрачия, удаления от мира, праведной жизни и молитвы. Первые монастыри появились в позднеантичную эпоху (IV–V вв.) в Египте и на Ближнем Востоке, причем сразу в двух наиболее распространенных формах: отшельнической и киновиальной (коммунальной, коллективной). Основатели этих двух видов монастырей, Св. Антоний и Св. Пахомий, создали соответствующие правила их устройства, которые легли в основу последующих монашеских уставов как восточного христианства (из них наиболее известны устав Св. Василия, Св. Кассия, Св. Федора Студита), так и западного (основополагающая версия принадлежит Св. Бенедикту). Господствующим типом монастыря Средневековья стал киновиальный, или общежительный, поскольку лишь он обеспечивал поддержание традиции, развитие экономической базы и поддержание политического влияния обители. (Монастыри, в которых жили отшельники, достигали слишком резкого отрыва от мирской жизни и могли опираться лишь на свой духовный авторитет.)

Русское монашество унаследовало традиции византийского. Здесь существовали обе формы общин, но, судя по источникам, основу составляли киновиальные монастыри, каковым стала уже при Феодосии Киево-Печерская лавра. Он заимствовал известный общежительный устав Студийского константинопольского монастыря, позже принятый другими русскими обителями (в числе прочих сохранилась копия, сделанная для Аркажского Благовещенского новгородского монастыря конца XII — начала XIII в.). Устав (типик) определял не только правила богослужения в монастыре, но и всей организации жизни общины, включая правила поведения монахов, поскольку они являлись важнейшим элементом на пути спасения души («устави в монастыре своем, како пети пенья монастырская, и поклон как держати, и чтенья почитати, и стоянье в церкви, и весь ряд церковный, на трапезе седанье, и что ясти в кыя дни, все с уставленьем»). Позже, в XIV–XVI вв., уставы для общежительных монастырей часто составлялись их игуменами; они различаются в деталях, но содержат общие основные принципы. Член монашеского общежития отказывался от владения имуществом; давал обет послушания (то есть беспрекословного повиновения наставнику); проводил время исключительно в молитве или труде; не должен был совершать никаких действий без благословения игумена; отрекался от всех мирских забот и общения с внешним миром («не есть и не пить нигде, кроме трапезы; из монастыря не выходить, иначе как только с благословения; отрокам не жить ни в кельях, ни на дворах монастырских и женскому полу в монастырь не входить, и все свершалось бы по свидетельству общежительных преданий»). В XV в. русская Церковь в богослужебной практике откажется от Студийского устава и перейдет на широко распространившийся в XIII–XIV вв. по православному Востоку более строгий Иерусалимский устав. Несмотря на то что уже к концу XV в. Иерусалимский устав сделался общепринятым в русской Церкви, Студийский сохранялся в некоторых монастырях до середины XVI в., а некоторые его элементы остались в русском богослужении до наших дней. Строгость Иерусалимского устава касалась в основном не дисциплинарной, а богослужебной части: более строгими становились посты; в некоторые дни совершались продолжительные всенощные бдения (и, как следствие, некоторые последования, такие как малая вечерня, обряд благословения хлебов на вечерне); ежедневно совершались полунощницы и все «часы» как общеобязательные церковные службы; службы, за счет увеличения числа стихир, становились более долгими.

Внутреннее устройство монастыря, особенно большого, могло быть достаточно сложным: во главе стоял игумен; уставщик отвечал за соблюдение норм чтения и пения; эконом, келарь, ключник и церковные строители ведали имуществом, казной, выдачей вина, масла, других припасов, устройством трапез, печением просфор и хлебов; вратарь следил за входящими и уходящими из монастыря. Кроме того, жившие в монастыре делились на принявших постриг (монахи и схимники) и ожидающих его (служки и послушники).

«Ктиторский монастырь» — явление довольно позднее в Византии. Ктиторские монастыри основывали богатые люди как фамильные. Вложив в него недвижимость и деньги, они владели им на основании ктиторского права. Вследствие этого ктитор определял ту часть Устава, где оговариваются условия и права монастыря на владение землей и имуществом. Он мог также регламентировать дисциплинарную часть Типикона, в которой употребляемая повсеместно общежительная традиция приспосабливается к условиям конкретного монастыря. Однако общежительный строй, и особенно богослужебную часть Типика, освященные авторитетом святых отцов и традиции, ктитор не имел надобности изменять до тех пор, пока не появятся новые тенденции в монастырской и литургической практике.

Эта система была в меньшей степени приложима к монастырям, где общежитие не вводилось и сохранялось «особное» житие. В таком монастыре можно было владеть кельей (и даже продавать и покупать кельи), иметь собственную кухню и запасы, одежду и утварь; братия таких обителей не имела ежедневных общих трапез и собиралась только на богослужения. Таких монастырей, как правило более мелких, было особенно много в Новгороде и Пскове, но известны они и в Северо-Восточной Руси. Временами они становились чуть ли не основным типом монастырей, например в конце XIII — первой половине XIV в.; позже количество их могло ненадолго возрасти, но общей тенденцией было постепенное превращение большинства обителей в киновии.

С XIV–XV вв. на Руси был, несомненно, известен и так называемый Афонский, или скитский, устав, распространенный на Балканах. Им руководствовались те, кто не считал себя готовым ни к полному отшельничеству, ни к сосредоточенной духовной жизни в «развлекающей» обстановке большой киновии, тесно связанной с мирской жизнью. Скит представлял поселение небольшой группы верующих, которые проводят дни в безмолвии в кельях, поставленных в глубине леса или иной «пустыни», но время от времени собираются для совместных служб и «просвещаются беседами духовными». Таким уставом пользовался Кирилл Белозерский на первых порах, до того, как его скит превратился в многолюдную киновию, но последовательным сторонником жизни в скиту стал Нил Сорский (в котором долго видели основоположника скитских монастырей на Руси). Нил видел в скитском устройстве жизни особый, «средний путь» к спасению, лежащий между отшельничеством и общежитием.