Михаил Петров - Адмирал Ушаков

На торжественную службу собрались многие помещики, в том числе и дворянский предводитель Никифоров. Ушаков тоже приехал.

О мире со Швецией Ушаков узнал еще до того, как в Темников дошли с сим известием газеты. Ему написал о том племянник, продолжавший служить в Петербурге в чине капитан-лейтенанта. Но Ушаков почти ничего не знал о ходе войны с Турцией, которая возобновилась минувшей весной. Племянник ничего не написал также о судьбе Сенявинской эскадры. Где она, дошла ли до своих берегов?.. Обо всем этом он надеялся узнать здесь, в Темникове.

Появление в соборе отставного адмирала вызвало среди прихожан заметное оживление. Еще до начала службы к нему подошел Никифоров, и между ними завязалась дружеская беседа. Никифоров сообщил: по случаю славной победы над Швецией дворянское собрание устраивает торжественный обед, и выразил надежду, что Ушаков тоже примет в нем участие.

- На обеде будет отставной генерал от инфантерии Николай Петрович Архаров, - сказал Никифоров таким тоном, словно это было самым важным событием. - Смею заметить, весьма богатый человек. Несколько тысяч душ за ним. У нас проездом из Петербурга. Массу новостей везет. Пойдемте, я ему вас представлю. Он там, у входа.

Об Архарове Ушаков много слышал еще до этого. С Темниковом отставного генерал-аншефа связывали давние события, имевшие прямое отношение к подавлению восстания пугачевцев в здешней округе. Архаров в то время возглавлял карательный отряд правительственных войск, который должен был подавить сопротивление плохо вооруженных крестьян, коими предводительствовал дворовый крепостной Петр Евстафьев. Ему удалось это не сразу, в некоторых стычках отряд его терпел даже поражения, но в конце концов покорил восставших. Над повстанцами учинили жестокую расправу. О том, как Архаров на базарной площади казнил провинившихся крестьян, Ушакову писал еще покойный родитель...

Представить друг другу отставных военачальников Никифоров не успел: началась служба. Надо было ждать, когда она кончится.

Службу справлял соборный иерей, степенно, с сознанием великой значимости сей церемонии. Певчие на хорах не жалели голосов, славили "установителя мира", Божьего помазанника императора Александра.

- Императору всероссийскому, государю Александру многие лета-а! неслось под сводами собора.

Когда служба наконец кончилась, Никифоров взял Ушакова за локоть и повел к выходу. Архарова на предполагаемом месте не оказалось, и они вместе пошли к ресторации, где должны были собраться все приглашенные на обед.

Архаров был уже там. Высокий, узкоплечий, увешанный орденами и лентами, он стоял в центре толпы с видом столичного светилы, сознающего свое полное превосходство над провинциалами. Ушакову стало очень неловко, когда Никифоров, раздвигая толпу, потащил его к этому человеку, поставил лицом к лицу, сказав:

- Позвольте представить: знаменитый боярин Российского флота, отставной адмирал Федор Федорович Ушаков.

Архаров скользнул взглядом по наградам Ушакова, улыбнулся и протянул ему руку:

- Очень рад. Я слышал о вас. Впрочем, обо мне, наверное, тоже слышали. Мне довелось служить под рукою самого светлейшего князя Потемкина.

Ушаков отвечал, что он, конечно, слышал его имя, но должен с сожалением признать, что почти не посвящен в его военные заслуги, которых не может не иметь такой славный генерал, каким является его превосходительство. Архаров, не уловив его иронии, рассмеялся:

- Это потому, милостивый государь, что не имели должного интереса к инфантерии.

Сказав это, Архаров вернулся к прерванному рассказу, которым до прихода Ушакова и Никифорова были увлечены окружавшие его помещики:

- Так вот, господа, этот самый Сперанский, пользуясь тем, что у любимого нами государя доброе сердце и государь во имя счастья подданных готов лишиться личного благополучия, осмелился представить сенату и его императорскому величеству проект государственного преобразования. И как вы думаете, что изобразил в сем проекте сей господин? - Архаров интригующе посмотрел вокруг себя, как бы отыскивая охотника ответить на поставленный им вопрос. - Ни за что не догадаетесь, господа. Сперанский предложил государю республику!

Вокруг сразу задвигались, раздались возгласы удивления.

- Да, да, господа, республику, - повторил Архаров, довольный произведенным им впечатлением, - именно республику, хотя господин Сперанский и не употребляет сие вредное слово.

- А как же он эту самую... республику учинять желает? - спросил кто-то.

- Весьма хитро, - оживился Архаров. - Господин Сперанский имеет предложение разделить власти на законодательную, исполнительную и судебную, учредить Государственную думу и Государственный совет, приравнять к дворянам людей среднего состояния, иными словами, торговцев разных, промышленников. И что самое возмутительное - сей господин замышляет меры к лишению нас, дворян, права иметь крепостных крестьян, он желает дать крестьянам полную волю.

Теперь уже возмущались все:

- Не может быть! А как же тогда мы?

- Ну и времена!.. Страх!

- Не вижу ничего страшного, - достаточно громко промолвил Ушаков.

Архарову это замечание пришлось не по нраву.

- Вам, милостивый государь, хорошо так говорить, потому что у вас нет своих крестьян, разве что несколько человек дворовых...

При этих словах раздался хохот. Ушаков оглянулся и увидел Титова. Оказывается, аксельский помещик тоже был здесь, тоже пришел на званый обед. Это он хохотал с таким усердием, хохотал не потому, что было смешно, а потому, что имел случай причинить Ушакову боль за его заступничество за крестьян.

- Прошу, господа, в зал, - желая разрядить обстановку, прокричал Никифоров. - Столы накрыты. - Пойдемте, Федор Федорович, - дотронулся он до Ушакова. - Пора начинать.

Ушаков отвел его руку.

- Не могу. Дозвольте откланяться. Я должен ехать домой.

Он все еще чувствовал себя униженным, оскорбленным.

- Не обращайте на него внимания, - сказал Никифоров. - Архарова я знаю давно. Этот человек не терпит соперников, желает, чтобы в компаниях светился только он. Пойдемте, Федор Федорович!

- Покорнейше благодарю. Не могу. Дозвольте откланяться. - И, уже не слушая более уговоров, Ушаков направился к выходу.

Лошадь стояла у коновязи. Кучер камнем вправлял обод колеса. Увидев своего хозяина, бросил камень, выпрямился:

- Домой прикажешь, батюшка?

- Едем.

Ушаков взобрался на тележку, застланную мокрым сеном, и накинул на себя епанчу. Было холодно, ветер носил в воздухе мокрые снежинки.

- Подождали бы малость, батюшка, - сказал кучер, - я бы сено перевернул, а то мокро.

- Ничего, и так доедем.

Еще не успели отъехать от города, как епанча промокла насквозь, за ворот покатились холодные капли. Ушаков хотел было приказать кучеру остановиться, чтобы поправить на себе епанчу и что-нибудь накинуть на голову, но раздумал: ехать-то недалеко...