Александр Каревин - Малоизвестная история Малой Руси

Вековая мечта украинского народа о воссоединении с Россией, реализованная в решении Переяславской Рады, вовсе не являлась выдумкой компартийных пропагандистов, как модно утверждать сегодня. Тогда, в XVII-м веке, стремление к единству Руси действительно было всенародным. Достаточно указать на восторг, с каким в малорусских селах и городах встречали ехавших на Раду царских посланцев. Встречали все: казаки, духовенство, мещане, крестьяне.

Да и потом, разве малорусы не отстаивали идею общерусского единства? После злосчастной Конотопской битвы великорусские войска отступили из пределов Малой Руси, только в Киеве держался еще небольшой гарнизон. Но сам народ поднял восстание против гетмана-предателя Ивана Выговского, пытавшегося вновь отделить малорусские земли от Великороссии. Выговского свергли и восставшие направили послов к царским воеводам с просьбой вернуться. Тоже самое произошло через год, после измены нового гетмана — Юрия Хмельницкого.

«Связь Украины с Москвой была не внешняя, не государственная, а внутренняя, народная, — писал Николай Костомаров. — Народ уничтожил попытки своих вождей, покушавшихся отыскать ему иную судьбу, кроме единства с Московией. Переберите все песни южно-русского народа, все его предания, пословицы — нет тени недовольства соединением с Московией, нет зародыша стремления к отложению» .

Эта внутренняя, народная связь между двумя частями одного целого проявлялась многократно. Даже запорожская вольница, постоянно бунтующая против всяких властей, поддерживала единство Руси. Дмитрий Яворницкий (еще один выдающийся историк, кстати весьма почитаемый сегодня на Украине) в своей трехтомной «Истории запорожских казаков» замечал: «Вся история Малой России работала на соединение с Великой и в общем вся простая масса тянула к московскому царю. В особенности это видно из всей истории Запорожья: как ни враждебно выступали запорожцы против русского правительства, когда поднимался вопрос о защите казацких вольностей от посягательства со стороны Москвы, как ни строго берегли они заветные, чисто народные идеалы своих предков; но все же и при всем этом масса запорожского войска хотела оставаться за Россией». И далее: «Запорожцы… исповедуя православную веру и считая себя одним народом с великорусским, тянулись к русскому царю и в нем видели залог исторического бытия своего ».

Тянулась к русскому царю и Правобережная Малороссия, чье воссоединение с Великороссией затянулось почти на полтора века. Целыми городами и селами переселялись жители Правобережья в Русское государство. Переселялись несмотря на запреты и угрозы польских властей. Несмотря на препятствия и репрессии. Несмотря на то, что правобережный гетман Петр Дорошенко (еще одна неоднозначная фигура в нашей истории) приказал перехватывать переселенцев и отдавать их в рабство крымскому хану.

Под лозунгом воссоединения с Россией происходили в Правобережной Малороссии восстания Василия Дрозда, Самуся, Семена Палия, гайдамацкое движение, другие массовые народные выступления. До сих пор малоизвестным остается тот факт, что во время знаменитой Колиивщины повстанцы ратовали за принятие русского подданства. При взятии Умани Иван Гонта приказал поднять хоругвь с вышитым на ней портретом Екатерины II.

Видный украинский историк (между прочим, ярый украинофил) Орест Левицкий, специализировавшийся на истории Правобережья, вынужден был признать «всеобщее стремление массы народа освободиться из-под власти поляков и снова подчиниться московскому царю ».

Стремление это воплотилось в жизнь лишь в конце XVIII века, после разделов Польши. Под иностранным (теперь уже не польским, а австрийским) игом остались лишь самые западные земли исторической Руси — Галиция, Буковина, Закарпатье. Но и там царили объединительные настроения. Свидетельство об этом оставил, в частности, выдающийся русский писатель Всеволод Крестовский (малорус по происхождению), служивший в конце 1880-х годов в пограничной страже и изучавший положение в Галиции и Буковине.

«Закордонные крестьяне, — делился наблюдениями Крестовский, — приходя иногда к нам, с большим участием и интересом расспрашивают, что делается «у нас» в России, и царя называют «нашим», то есть своим царем. Когда же им напоминают, что у них есть свой цесарь, в Вене, они, ухмыляясь, отвечают, что это так только пока, до времени, а что истинный царь их сидит в России, в Москве. Замечательно, что про Петербург никто из них никогда не поминает, как точно бы они и не знают о его существовании, но Киев и Москву знают решительно все и считают последнюю своею истинною столицею» .

Примерно в то же самое время крупный деятель украинского движения Михаил Драгоманов, описывая общественные настроения угрорусов (закарпатцев) на первое место поставил «мечтание» о том, «чтобы нас забрала Россия». Позднее, в Первую мировую войну такие мечтания выявились в полной мере. Симпатии коренного населения Галиции, Буковины, Закарпатья целиком и полностью были на стороне русской армии, о чем имеется множество свидетельств.

На начало XX века данные науки (истории, этнографии, филологии, этнопсихологии) указывали: малорусы и великорусы — единая нация, различий между ними меньше, чем между упоминавшимися уже в качестве примера немцами и итальянцами из разных регионов указанных стран. Это обстоятельство признавали в том числе и деятели украинского движения. «Немец южный тяжелее понимает немца северного, чем «малоросс» москаля» — соглашался, например, Вацлав (Вячеслав) Липинский.

Очевидным было и культурное единство Малой и Великой Руси. Вопреки уверениям украинских «национально сознательных» деятелей, русская культура являлась не исключительно великорусской, а общерусской, общей для всех частей Руси. Вклад малорусов в развитие русской культуры и языка огромен. Потому, естественно, что эти культуру и язык они считали своими не в меньшей степени, чем великорусскими.

Ну а что же с названием «Украина»? Слово это, обозначавшее пограничную территорию, окраину, долгое время ничего общего с национальным именем не имело. Дабы не быть обвиненным в «шовинизме», сошлюсь тут на кумира нынешних «национально сознательных» украинцев Михаила Грушевского. «Края поднепровские, — отмечал он, описывая казацкий период украинской истории, — прозывались тогда Украиной, так как лежали уже «на краю» государства и за ней начинались дикие степи ».

Еще примечательнее признание Николая Костомарова. «В народной речи слова «Украинская земля» и «Украйна» не приобрели значения отечества южно-русского народа, — подчеркивал историк. — Украйною называлась часть Киевской и Подольской губерний, называлась Харьковская и часть Воронежской, а в Московском государстве украйною или украинными землями назывались вообще южные пограничные оконечности. Украйна значила, затем, вообще всякую окраину. Ни в Малороссии, ни в Великороссии это слово не имело этнографического смысла, а имело только географический ».