Евгений Белаш - Мифы Первой мировой

Но и немцы временами попадали под сокрушительный огонь, к примеру, под Вирто­ном. Как писал французский офицер, «потом поле боя представляло невероятную кар­тину. Тысячи мертвых продолжали стоять, поддерживаемые сзади рядами тел, лежа–щих друг на друге по нисходящей кривой от горизонтали до угла в 60 градусов».

Такие картины неудивительны при атаках в плотных построениях, позволяющих слы­шать команды голосом, без артиллерийской подготовки, а иногда — и с вынутыми за­творами винтовок. В более ранних войнах, например, Англо–бурской и Русско–японской, такая тактика позволяла легко контролировать пехотинцев и обеспечивать внезапный быстрый удар, особенно ночью, хотя уже тогда подвергалась критике. Те­перь пехотинцы стремительно истреблялись артиллерией и залпами в упор. А ведь еще Конан Дойл более чем за 10 лет до августа 1914 г. писал применительно к бри­танской армии: «То, что функция пехоты — стрелять, а не действовать, как средне­вековые копьеносцы, то, что первый долг артиллерии насколько возможно скрывать свое месторасположение, — два урока из тех, что так часто преподносили нам в течение этой [Англо–бурской. — Е. Б.] войны, что даже наш закоснелый консерватизм вряд ли может их отбросить» .

Характерно, что наиболее смертоносной в начале войны была артиллерия, а не пу­леметы. Пулеметов было еще слишком мало, и во многих случаях они просто не вво­дились в бой. И в германской, и во французской армиях их имелось по 6 на полк (или 24 на дивизию, в русской — 32).

Уже 24 августа французам и англичанам пришлось спешно отступать. Германские войска прорвались на фронте в 120 км на севере Франции и двигались на Париж. Но… Произойдет «чудо на Марне» — немецкая армия будет разбита, казалось бы, на пороге окончательной победы, 6 сентября начинается общее наступление союзников от Парижа до Вердена.

Тем временем русская армия наступала в Восточной Пруссии. Направление наступ­ления было выбрано из‑за завышенной почти втрое оценки численности германских войск — предполагалось отсечь в Пруссии «главные силы» ударом на Алленштайн (Ольштын) и только затем идти на Берлин. На практике задачами 1–й и 2–й армий стало отрезать германские силы одновременно от Вислы и от Кёнигбсерга. Немецкая территория была заранее подготовлена к обороне, и русским войскам приходилось идти по сравнительно глухой местности без продовольствия и фуража. Полковник Же­лондковский вспоминал: «Артиллерийские лошади выбивались из сил, приходилось прибегать к помощи пехоты. Помню, с каким трудом двигался вперед автомобильный прожектор. Прекрасная машина «Фиат» зарывалась на малейших незначительных пес­чаных подъемах — приходилось подкладывать доски, применялись цепи, в конце кон­цов обращались опять же к людям» . Район Мазурских болот разделял две наступающие армии, и для взаимодействия между собой после перехода границы им даже без со­противления противника требовалось не меньше недели. После первых побед риск, что немцы будут атаковать эти армии по частям, посчитали несущественным — в шта­бе фронта больше думали о том, чтобы не дать противнику отойти за Вислу (и такие планы у немцев действительно были), задав операции слишком большой размах. По резкому выражению Н. Н. Головина, «оперативные планы делались «на глазок», не на основании продуманной мысли, а на основании разгулявшейся фантазии» . В результа­те немцы смогли разбить армию Самсонова и вытеснить армию Ренненкампфа. Общие потери 2–й армии Самсонова под Танненбергом составили 6789 убитых, 20 500 ране­ных и более 93 000 пленных, включая 15 генералов и 1830 офицеров, захвачено 350 орудий. Немцы потеряли 1891 убитого, 6579 раненых, 4588 пропавших без вести, 16 орудий.

В советской популярной литературе, например, у Пикуля, красочно описывалась неприязнь между этими командующими, что якобы и послужило причиной поражения. Но тот же Ренненкампф вполне успешно и грамотно действовал в 1900 г. в Китае при подавлении «боксерского» восстания. Деникин дает ему следующую характеристику в Русско–японской войне: «Генерал Ренненкампф был природным солдатом. Лично храбрый, не боявшийся ответственности, хорошо разбиравшийся в боевой обстановке, не поддававшийся переменчивым впечатлениям от тревожных донесений подчиненных во время боя, умевший приказывать, всегда устремленный вперед и зря не отступавший» .

Как немцы, так и Лиддел Гарт и другие историки справедливо отмечали легкий перехват и чтение немцами русских радиограмм. Благодаря этому немцы заранее зна­ли о перемещения русских частей и их целях. После директивы Верховного главноко­мандующего, требовавшей более осторожно пользоваться радиосвязью и запрещавшей передавать нешифровашше радиограммы, радио стали считать основной причиной, по­губившей армию Самсонова, и перестали им пользоваться. В конце февраля 1915 г. пришлось даже издать новую директиву, где говорилось: «Радиотелеграф является единственным техническим средством связи при нарушении других и пользоваться им надлежит до последней возможности, не боясь потери материальной части, если тем могут быть достигнуты важные результаты в общем ходе боя». И, как отмечает Пере­сыпкин, в целом ряде случаев, от левобережья Вислы до Сарыкамыша, грамотное ис­пользование радиосвязи, особенно при маневренных действиях и в окружении, способствовало успеху русских частей.

Но и сами немцы на Западном фронте из‑за путаницы в шифрах, когда радиограммы почти невозможно было прочитать, вынуждены были прибегнуть к передаче нешифро­ванных радиограмм, особенно в кавалерии.

Гораздо более существенным недостатком русской армии, по мнению Головина и Ли­хотворика, было то, что войска постоянно проигрывали темп и перемещались позже, чем предписывалось приказами, запаздывая где на 10 часов (Сталлупенен), а где и на день (Франкенау и Алленштейн). Это же отмечал и Иссерсон: «Часто войска узна­вали задачу своего дневного перехода только к 10 часам; выступали не ранее полу­дня и потому лишь с наступлением позднего вечера достигали — по плохим песчаным дорогам — места ночлега» . Наступления шли очень медленно, несмотря на перевес в количестве и людей и орудий.

Из‑за недостатка и плохого качества приданной пехоте войсковой кавалерии (обычно формируемой из второочередных казачьих частей) при каждом выстреле не­мецкой жандармерии и добровольческих сообществ пехотным авангардам приходилось разворачиваться, теряя драгоценное время и не имея должной разведки. Например, донесение начальника 27–й дивизии 4/17 августа: «Третий день стараюсь войти в связь с 40–й дивизией, вчера послал офицерский разъезд пограничников, но сведения о точном месте ее нахождения не имею». «Артиллерия не держала с нами связи, ее наблюдателей не было у нас в окопах и, благодаря этому; такая прекрасная цель осталась не обстрелянной». То же отмечалось и на других фронтах: «С гвардией связи нам не удалось установить. Нам даже не было известно, где она оперировала, а кроме того у нас не было телефонных проводов» . Как отмечал Н. Морозов, при наступлении X армии в Восточную Пруссию в октябре и ноябре 1914 г. постоянно приказы с указанием выступить в 7 часов получались в штабе корпуса только в 9 или 10 часов. Даже в ноябре «движение по Восточной Пруссии шло ощупью; был случай, когда наша 5 рота, посланная в сторожевую заставу на одном из ночлегов, оказалась в тылу какого‑то полка 28 дивизии, имевшего в свою очередь полную схему сторожевого охранения. Сразу чувствовалось, что никто из высших чинов не осведомлен о противнике, а действует на «авось»» . Хотя, по данным Головина, были и случаи успешной разведки даже в тылу противника, например, на левобережье Вислы в сентябре—октябре. Но он же отмечал, что в целом «руководство боем разбросавшимися частями… требовало тоже проволоки, проволоки и проволоки» , т. е. устойчивой связи. Завышенные данные о гарнизоне Кёнигсберга требовали правильной осады, отвлекая главные силы 1–й армии и мешая ее соединению со 2–й. И в целом численность германских войск неоднократно завышалась во много раз.