Феликс Кандель - Земля под ногами. Из истории заселения и освоения Эрец Исраэль. 1918-1948(Книга вторая)

Исследователь отметил: "Хадж Амин стал фигурой международного значения, и, надо сказать, соплеменники восхищались им недаром. Ловкость, с которой он сумел добиться влияния, а затем использовать его в своих целях и остаться безнаказанным, поистине замечательна. Влияние и силу он получил из рук тех самых мандатных властей, которые взяли на себя обязательство учредить еврейский Национальный дом в Палестине. Это влияние он использовал для того, чтобы разжигать ненависть".

Верховный комиссар Палестины выступил против "жестоких действий кровожадных и злобных преступников и их насилий над беззащитным еврейским населением", - но вряд ли эти слова подействовали на тех, кто грабил и убивал в августовские дни. Арабы сделали вывод, что евреи уцелели лишь с помощью британских солдат; если англичане уйдут с этой земли или изменят свою политику, то справиться с евреями не составит особого труда, - и мандатные власти своей политикой поддерживали это убеждение.

После беспорядков 1929 года Х. Вейцман, председатель Сионистской организации, пытался выяснить позиции министра колоний лорда Пасфильда, но тот уклонялся от встречи. "Мне удалось побеседовать только с леди Пасфильд, и вот что я услышал от нее: "Не понимаю, почему евреи подняли такой шум из-за нескольких десятков убитых в Палестине. В Лондоне каждую неделю погибают в авариях не меньше людей, но никто не делает из этого трагедии"."

Из Лондона прислали комиссию для расследования "непосредственных причин" августовских событий. Члены комиссии признали арабов ответственными за те погромы, но одновременно с этим рекомендовали "сохранить равновесие между двумя народами", ограничив репатриацию евреев и продажу им земельных участков для предотвращения подобных конфликтов. В лейбористском правительстве возобладало мнение, что заселение евреями Палестины невозможно из-за яростного сопротивления арабов, и в октябре 1930 года министр по делам колоний опубликовал очередную "Белую книгу" о политике Великобритании на Ближнем Востоке. Этот документ ограничивал еврейскую репатриацию и приобретение земель и даже не упомянул Декларацию Бальфура; для "сохранения равновесия" между двумя народами англичане отказывались от создания еврейского Национального очага на этой земле.

Это было несовместимо с мандатом на Палестину, и при обсуждении "Белой книги" в Палате общин разразилась буря. Лейбористы не ожидали такой сильной реакции, и в феврале 1931 года Р. Мак-Дональд направил Х. Вейцману разъяснительное письмо. В этом послании премьер-министр Великобритании отменял ограничения на иммиграцию, на покупку земель и создание новых поселений и обещал, что количество въездных виз будет определяться экономическими, а не политическими причинами. Письмо зачитали в Палате общин, представили в Лигу Наций как официальное разъяснение "Белой книги", - не случайно арабы назвали его "черным письмом".

Добавим к этому, что в 1931 году верховным комиссаром Палестины стал генерал А. Уокоп - сторонник сионистской идеи, и оптимистам вновь показалось, что впереди их ожидает прекрасное будущее.

В апреле 1933 года молодежь Бейтара прошла строем по Тель-Авиву в своей традиционной форме. Их идеологические противники вывели на улицы своих сторонников, началась драка с ревизионистами, были ранены подростки и дети, завершавшие шествие бейтаровцев. На другой день газета рабочего движения "Давар" напечатала заголовок: "Долой поганые гитлеровские мундиры - потребовал вчера Тель-Авив". Страсти накалялись и выплеснулись, наконец, наружу, когда произошло событие, всколыхнувшее всю страну.

16 июня 1933 года в Тель-Авиве - вечером, на берегу моря - застрелили Хаима Арлозорова, главу политического отдела Еврейского агентства, которого называли "восходящей звездой" рабочего движения. Было ему 34 года, и незадолго до этого Арлозоров вернулся из Германии, пытаясь создать благоприятные условия для выезда немецких евреев. Ревизионисты выступали против любых контактов с нацистами; они назвали переговоры Арлозорова в Берлине "ножом, воткнутым в спину еврейского народа, попыткой протянуть руку братства гитлеровскому правительству" и заклеймили "красного дипломата, ползавшего перед Гитлером на четвереньках".

По обвинению в убийстве был арестован Аба Ахимеир, один из идеологов ревизионистского движения, обвиненный в подстрекательстве к преступлению, а также Авраам Ставский и Цви Розенблат. Суд оправдал Ахимеира и Розенблата, признал Ставского виновным в убийстве и приговорил к смертной казни, однако Верховный суд отменил приговор за отсутствием достоверных свидетелей, которые могли бы подтвердить показания жены Арлозорова, находившейся рядом с мужем в момент убийства, - и Ставского выпустили на свободу.

В то время проходила предвыборная кампания на очередной сионистский конгресс. Между сионистами-ревизионистами во главе с В. Жаботинским и лидерами Гистадрута шла непримиримая борьба, которая усилилась после гибели Арлозорова. Биограф Д. Бен-Гуриона: "Руководители рабочего движения, все как один, обвиняли в убийстве ревизионистов. Лидеры ревизионистов, в свою очередь, прозвали начатую против них кампанию "кровавым наветом". Они заявляли, что рабочее движение использовало убийство Арлозорова, чтобы представить ревизионистов бандой кровожадных убийц, которым нет места в еврейском обществе. Бен-Гурион был убежден с первой минуты, что убийцы - ревизионисты. Предвыборная кампания превратилась в настоящий ад. Там и сям вспыхивали кровавые стычки".

Обвинения ревизионистов в убийстве Арлозорова повлияли на выборы в сионистский конгресс: рабочее движение получило 44 процента голосов, партия Жаботинского - 16 процентов. Столкновения между сторонниками враждующих партий продолжались и после выборов; Бен-Гурион говорил тогда: "В войне с бейтаровцами невозможно ограничиваться нравоучениями, надо противопоставить им нашу организованную силу".

Бен-Гурион именовал Жаботинского "дуче" - по аналогии с итальянским диктатором Б. Муссолини; ревизионисты не оставались в долгу и называли Бен-Гуриона "британским агентом". Сионистскому движению грозил раскол, и чтобы избежать этого, П. Рутенберг предложил противникам встретиться в Лондоне. "Я пришел к Пинхасу Рутенбергу и застал у него Жаботинского, - вспоминал Бен-Гурион. - Я поздоровался, не подавая руки.

Он встал, протянул руку и спросил: "Вы не хотите пожать мне руку?" Я ответил ему удивленным возгласом и протянул руку".

Биограф Бен-Гуриона записал с его слов: "Сначала беседа была формальной, осторожной, подозрительной. Но понемногу лед растаял. По мере того, как атмосфера становилась теплее, росло и удивление участников беседы - могут же они сидеть рядом и договариваться по разным вопросам. В середине беседы Жаботинский сказал: "Если мы помиримся, это будет большим праздником для евреев"."