Н Пигулевская - Арабы у границ Византии и Ирана в IV-VI веках

Таким образом, слабость политики в отношении арабских племен вызывала неудовольствие известных слоев византийского общества, и, насколько можно судить, это были сенаторы и высшие военные чины империи, которых арабы должны были бояться. Известное ослабление военной силы империи должно было оставаться для них неизвестным. Следствием уступок и мягкости, "безрассудства" императора было то, что Аморкес "сделался высокомерным", а главное неблагодарным, так как он "не имел намерения отплатить утвердившим его". Византийский историк считал, что особенно рассчитывать на помощь и "благодарность" "утвержденного" филарха, получившего Иотабу и власть над "петрейскими сарацинами" империи, не приходилось.

Слабость и "безрассудство", проявленные в отношении арабов, объяснялись, однако, сложным положением государства. Специальные интересы господствующих классов областей Египта, Сирии, Палестины, идеологическим знаменем которых было монофизитство, требовали уступок. Лев I действовал "осторожно и умеренно", стремясь добиться успокоения во всех трех столицах Ближнего Востока - Александрии, Антиохии, Иерусалиме.111 Эта политика императорской партии находилась в противоречии с целым рядом течений. В первые годы после воцарения в 457 г. император был в зависимости от готского рода, который возглавлял германские военные дружины, находившиеся на службе империи. Аспар и Ардавурий были третьим поколением этого выдающегося рода готов, которые пользовались большим влиянием, опираясь на свою военную силу, ставили своих сторонников на важнейшие должности, военные и гражданские. Лев I, происходивший из Фракии, был их ставленником и поэтому опасался готов, которые к тому же были арианами. Аспар, благодаря тому что византийское войско находилось в его подчинении, мог парализовать любые действия правительства. Морская экспедиция против вандалов в северную Африку закончилась полной неудачей и гибелью огромного флота, что было результатом неспособности Василиска, поставленного во главе этой экспедиции. И в этом случае Аспар, по настоянию которого Василиску было поручено командование, сыграл отрицательную роль. Только в 471 г. решительные меры, принятые против германских дружин, насильственная смерть Аспара и Ардавурия привели к полному ослаблению этих дружин. Переворот был подготовлен усилением "ромейского", греческого, элемента в руководстве византийской армии и опорой, которую Лев I сумел найти в исаврийцах. Зенон, вождь исаврийцев, воинственного и храброго племени, жившего в горах Малой Азии, оказал надежную поддержку Льву, еще в 458/9 г. сделавшего его своим зятем, женив на своей дочери Ариадне.112

Таким образом, положение было выровнено за счет усиления исаврийцев, которыми потом был занят императорский престол. Несколько наивно представление о зависимости исторических событий друг от друга в изложении византийских источников. Однако их материал создает возможность более глубокого анализа.

Правительство Льва I стремилось найти опору в греко-православной партии господствующего класса и передать в ее руки руководство византийским войском. Но, кроме того, была необходима и дополнительная военная сила, которой оказались исаврийцы. Они были не пришельцами, а местными малоазийскими племенами и могли разделить интересы "восточных". Противопоставить их готским дружинам было удачным выходом. Принимая во внимание все эти обстоятельства, понятно, что византийское правительство не могло обострять отношений с арабскими племенами, особенно ввиду беспокойного состояния в Сирии и Палестине, где стихийно возникали "бунты", "восстания", народные движения, используемые различными группами господствующего класса в своих интересах. С Аморкесом было необходимо заключить дружественное соглашение, что и было сделано.

Недовольство и критические замечания, выраженные Малхом, следует отнести, как было выше отмечено, за счет недовольства сенаторов и военачальников, учитывавших высокий военный потенциал арабских племен.

Эпизод, сохранившийся из истории Малха, характерен и для всей последующей истории арабских племен до возникновения ислама. Он указывает на их значительную роль в общей экономической жизни Востока, в широких торговых связях, в живом и интенсивном денежном хозяйстве, которое имело место как у кочевых, так и у оседлых арабских племен Передней Азии в V в.

ЦАРСТВО "ПЕРСИДСКИХ" АРАБОВ

Хирта занимает особое положение в истории Ближнего Востока V-VI вв. Буферное арабское государство, оно являлось опорой для сасанидского Ирана, предоставляя свою военную силу в распоряжение шаханшахов. Было бы, однако, большой ошибкой думать, что "персидские арабы" жили лишь по указке и в интересах Ирана. Как хорошо известные источники, так и новые, недавно открытые памятники эпиграфики говорят о мощном и сильном государстве Хирты, которое имело свои собственные интересы как у границ Византии в Месопотамии, Сирии, Финикии, так и в областях Аравии, у "колыбели ислама", в Неджде, на путях, которые тянулись вдоль всего полуострова к Южной Аравии. Особенно красноречивы в этом отношении надписи; при всей своей краткости они открыли новые перспективы для изучения истории арабов и, что особенно важно, датируют приводимые ими сведения.

Стала очевидной необходимость пересмотреть самую "методику исследования", принятую в XIX в. Конечно, следует остаться верными тому глубокому и тонкому анализу, который был дан Нельдеке; его проницательность позволила связать свидетельства византийских источников с отчасти легендарными или, во всяком случае, путаными сведениями арабских историков. Сейчас уже устарели соображения Ротштейна, и рассуждения Кавара о методе Нельдеке отстали от времени, так как вступили в силу новые материалы. Южноарабские надписи установили новые факты, новые хронологические вехи и тем самым позволили этим новым материалом подтвердить историческую достоверность не только сирийских и греческих источников, но и многих смутных, восходящих к каким-то древним и верным традициям, данных арабских историков. Судьбы лахмидов оказались в связи и во взаимодействии с событиями Сабейского государства. В то же время история государства лахмидов в V в. особенно тесно сплетается с историей сасанидов, от которых оно находилось в зависимости. Но, со своей стороны, и Иран делал все возможное, чтобы сохранить дружественные отношения с Хиртой, которая служила ему опорой в борьбе с Византией.

Один из трех сыновей шаханшаха Ездгерда, Бахрам, будущий Бахрам I (Варахран), провел свои детские годы у лахмидов. Как известно из арабских источников, царь Нааман (Нуман) наследовал Имрулькайсу, своему отцу; он был чрезвычайно воинствен, жесток к врагам и умел проникать со своими войсками глубоко внутрь страны, на которую нападал.1 Сын Наамана Мундар I еще при жизни отца занимал выдающееся положение. По одной из арабских традиций, именно он является воспитателем маленького Бахрама, с обучением которого связываются легендарные рассказы.2 Элементы исторической правды имеются в сообщении о том, что ко времени Наамана относится сооружение замка или дворца недалеко от Хирты, который носил название Ховарнак. Строителем этого здания замечательной красоты, окруженного прекрасным парком, называют византийского архитектора Синнимара. Хамза Испаганский приписывает этому лицу постройку другого замка около Хирты, называемого Синнин.3 В своем исследовании Массиньон склонен считать, что дворцы, парки и т. п. для арабов строили сасаниды.4 О Наамане сохранилось предание, будто особое настроение побудило его оставить свой престол и уйти паломничать, с тем чтобы служить богу.5 В характере этого рассказа у Табари есть элементы христианские, как и в приведенных этим историком стихах Ади ибн Зайда.6 Не без оснований этот эпизод в жизни Наамана рассматривается предшествующими исследователями как выражение его склонности к христианству, с чем нельзя не согласиться.7 Во всяком случае греческие византийские источники помнят о его симпатиях к христианству.