Саул Боровой - Еврейские хроники XVII столетия. Эпоха «хмельничины»

В свою очередь Ганновер несомненно испытал влияние поэтического описания, вышедшего из-под пера Меира из Щебржешина: «Великий князь Вишневецкий оказывал много справедливости евреям и творил им добро, ибо он был справедливый пан. Повсюду, где он видел опасность, он позволял евреям идти впереди, а он шел вслед за ними, [следуя] за ними, как щит и прикрытие, а если опасность была впереди, он шел вперед с большими силами. Подобно соколу над цыплятами парил он, и рассеивались преследующие при виде его. Подобно отцу, жалеющему детей своих, он оказывал милость, и Израиль и сыны его путешествовали без беспокойства от мятежников, ибо боялись они князя, господина своего» [70].

Но Польша потерпела сокрушительное поражение, и знаменитому герою пришлось отступить, даже бежать с поля боя, Ганновер показал, какую роль сыграло желание Вишневецкого отомстить за уничтожение своей собственности. Однако в конечном счете Вишневецкий является положительным героем его повествования. Именно Вишневецкий рассеял сомнения и страхи других польских политиков, героически сражался в боях при Константинове, Пилявце и Збараже, помогал другим польским воеводам, выручая их в случае необходимости; а когда его назначение на пост великого коронного гетмана было сорвано общими усилиями польских магнатов и Хмельницкого, он был отравлен магнатами [71].

Еврейские хронисты не питали иллюзий относительно позиции и действий других польских магнатов и панов. Они описывают высокомерие и преувеличенную самоуверенность гетмана Потоцкого перед битвой при Корсуне, а также ужас и панику побежденных, умолявших татар взять их в плен [72]; эгоизм помещиков и крупных землевладельцев по отношению к зависимым от них крестьянам [73]; панику сотни тысяч польской шляхты, отступавших из Пилявец и грабеж покинутых там ценностей [74]. Все это, конечно, не увеличивает симпатию к ним читателей.

Более того, когда прибыли известия о поражении под Корсунем и «бежали, спасая жизнь» [75] «евреи и громадная масса польских шляхтичей» [76], и достигли Немирова, шляхта предала евреев и выдала их убийцам. Ганновер пытается ослабить впечатление от этого предательства, рассказывая об уроках побоища в Тульчине, где поляки разоружили евреев-защитников города и открыли его ворота в обмен обещаниям, что восставших оставят в покое, но были самым жестоким образом перебиты. «Когда шляхтичи услышали об этом, их начали мучить угрызения совести, и с той поры они стали поддерживать евреев и не отдавали их в руки нечестивых. И даже когда украинцы много раз обещали панам неприкосновенность, те больше им не верили» [77]. И здесь подчеркивается общность судеб в час беды. Прежде чем их предали, евреи сражались, защищая Немиров и Тульчин, стояли на стенах Полонного, Львова и Замостья; враг был отброшен от Каменца, Сокаля, Брод и других городов благодаря совместным усилиям поляков и евреев [78]. Но когда, по мнению местного воеводы, евреи стали больше не нужны, им не позволяли искать защиты за крепостными стенами [79].

Более того, как подчеркивал Меир из Щебржешина, когда опасность проходила, баланс сил мог меняться. Когда затихли сражения на Волыни, евреи, укрывавшиеся в окрестностях Острога, «решили возвратиться домой: зачем будем погибать от голода, быть может, все обойдется благополучно» . И многие возвратились домой. Между тем паны заключили соглашение с неприятелем, и вместе с ним напали на евреев. Так в этом городе дважды происходило избиение евреев, и «кровь их текла, словно ручей, а их тела стали добычей птиц небесных» . Только вмешательство королевских наемников спасло остатки евреев от уничтожения: «Когда об этом услыхали немцы-воины, они отомстили панам и селянам и перебили множество их. Тогда же возвратились рассеянные за рекой Вислой и прятавшиеся в укрепленных городах евреи» [80].

Тем не менее, как признает Ганновер, готовность поляков допустить евреев к обороне, вне зависимости от причин, была для многих из последних единственным шансом на выживание: «если бы не это, не было бы надежды на спасение для остатков евреев» [81]. Другими словами, общая судьба соединила поляков и евреев на полях Украины. Восставшие украинцы не делали между ними различия. «Подобных злодеяний, как в этот год, не совершалось от сотворения мира, когда убивали людей из племени Эдом (поляков) и из племени, рассеянного меж иными народами. На полях и дорогах лежали убитые, и смешивалась их кровь, текшая ручьем» [82].

Начиная с побоища в Немирове, жертвами становились евреи, польские шляхта и духовенство [83]. Когда был захвачен город Бар, где укрывались беженцы из окрестностей, восставшие «убили всех евреев и панов в нем» [84]. После побоища в Тульчине, «голота…вернулась по домам с большой добычей в виде панского и еврейского золота, серебра, драгоценных камней и бриллиантов; с ними было также много пленных красивых женщин и девушек как полек, так и евреек» [85]. В глазах еврейских хронистов трагедией была и участь ксендзов, с которых заживо содрали кожу в Заславе [86]и дворянок, изнасилованных в Баре [87].

В тотальной войне никто не мог остаться в стороне. Она охватывала все новые и новые местности, даже еще до прибытия войск Хмельницкого. «И во всех местах, где проживали православные, последние, лишь только узнавали о случившемся, как восставали против своих господ и убивали всех панов и евреев, что были там, всеми возможными видами умерщвления» [88]. Хронисты понимали сущность общей судьбы жертв как судьбы меньшинства, окруженного морем ненависти. Когда эта ненависть вспыхнула, все различия между господином и слугой, между правящим и управляемым исчезли.

Но была ли трагическая судьба этих «меньшинств», то есть польской шляхты и преследуемых евреев Украины, единственным предметом интереса хронистов? В их трудах можно видеть, что судьба несчастных жертв регистрируется без учета национальной и религиозной принадлежности. Осенью 1649 года, после зборовского соглашения и возвращения польской шляхты на Украину, вернулись и «жалкие остатки евреев. Осиротевшие более чем настоящие сироты, они были неимущи и бедны, однако евреи и дома не нашли успокоения, потому что была чрезвычайная дороговизна и совершенно не было средств пропитания. Беднота из православного народа умирала тысячами и десятками тысяч от голода» [89]Возможно, среди этих голодающих нищих были и украинцы — жители Барышовки, которые дали евреям убежище во время погрома [90], и те жители Тульчина, которые пожалели уцелевших после резни [91].

Хроники не сообщают, что месть поляков — Вишневецкого в Немирове, Радзивилла в Пинске, Фирлея в Остроге — затронула только виноватых. К несущим возмездие войскам Фирлея присоединилось несколько сот храбрецов из еврейской бедноты «они также выступили отомстить своим врагам… они воевали против них и нанесли православным тяжкие поражения» [92].