Рой Медведев - К суду истории. О Сталине и сталинизме

Были и такие люди, которые, имея доступ к следственным материалам, пытались и более активно выступать против беззаконий.

Секретарь одного из обкомов в Казахстане Н. С. Кузнецов в первые месяцы массовых репрессий давал санкции на аресты многих коммунистов области. Однако затем, усомнившись в справедливости репрессий, Кузнецов лично поехал в областную тюрьму и, допросив там некоторых партийных работников, убедился в их невиновности. Кузнецов направил работников обкома в аппарат НКВД и взял контроль над деятельностью карательных органов в области в свои руки, добившись при этом освобождения многих арестованных коммунистов. Он категорически запретил применение следственными органами пыток. Собрав большой материал о незаконности действий НКВД и засоренности этих органов людьми с сомнительным прошлым, Кузнецов поехал в Москву и добился приема у Сталина. Но Сталин слушал Кузнецова несколько минут, затем ушел, посоветовав рассказать обо всем Маленкову. Маленков также не стал разбираться в материалах Кузнецова, предложив ему вернуться в Казахстан и прислать материалы фельдъегерской почтой. Вернувшись домой, Кузнецов узнал о переводе его в другой обком. Через несколько месяцев он был вызван на совещание в Алма-Ату и арестован в гостинице. Были вновь арестованы и все коммунисты, освобожденные недавно по требованию Кузнецова [647] .

В 1937 году бюро ЦК КП(б) Киргизии, получив сообщения о пытках и истязаниях заключенных, создало специальную комиссию для проверки работы прокурорских и следственных органов республики. Деятельность этой комиссии закончилась трагически – все ее члены были репрессированы органами НКВД [648] .

Попытался бороться против произвола один из ответственных работников НКВД в Белоруссии Биксон, большевик с 1905 г. По свидетельству Я. И. Дробинского, Биксон, назначенный в 1937 году председателем Спецколлегии Верховного Суда БССР, отказывался принимать к рассмотрению многие «липовые» дела. Узнав о пытках на допросах, Биксон пошел в ЦК КП(б)Б. Однако секретарь ЦК Волков, выслушав Биксона, неожиданно спросил: «Какой разведке служите? Дефензиве польской или английской, ну?» Биксон с достоинством ответил: «Я большевик с 1905 года». «Знаем мы этих старых большевиков, – закричал Волков, схватился за телефонную трубку и стал кричать начальнику Белорусского НКВД Берману: «Тут старая контра, агент дефензивы, твой работничек Биксон. За врагов народа распинается». Биксон был арестован прямо в здании ЦК и отправлен в тюрьму, где вскоре умер. Через несколько месяцев Волков был снят с работы в ЦК, направлен с понижением в Тамбов, где покончил жизнь самоубийством в гостинице [649] .

Такую же попытку выступить против произвола предпринял военный прокурор Западно-Сибирского военного округа М. М. Ишов. Проверяя работу томских следственных органов, Ишов установил, что следователи Томского управления НКВД истязали заключенных, держали их подолгу без пищи и воды, избивали на допросах. Многие заключенные не имели представления, в чем их обвиняют, так как следователи сами писали и подписывали протоколы «допросов». Некоторых заключенных даже расстреляли без суда и следствия. Ишов немедленно арестовал группу томских следователей и отправил их под стражей в Новосибирск. Собрав большой материал о деятельности четырех управлений. НКВД, входивших в Западно-Сибирский округ, Ишов написал докладную записку Главному военному прокурору СССР Розовскому, Генеральному прокурору СССР Вышинскому и лично Сталину, Молотову, Кагановичу. Ишов добился проведения по данному вопросу заседания бюро обкома партии. Ему удалось спасти от расстрела нескольких незаконно арестованных командиров Красной Армии и гражданских работников, но в целом его борьба против произвола не имела большого успеха. Обращения Ишова в Москву оставались обычно без ответа. Заслушав его доклад, бюро обкома поручило главному проводнику незаконных репрессий, начальнику Новосибирского управления НКВД «выправить положение». Органы НКВД доносили в Москву: «Военный прокурор Ишов противопоставляет себя органам НКВД, мешает следствию по делам врагов народа, отказывая в санкции на их арест, самоуправствует, проводя аресты сотрудников НКВД. Своими действиями он подрывает авторитет органов. Просим его от работы отстранить и санкционировать его арест».

В марте 1938 года М. Ишов выехал в Москву и передал дополнительные материалы о преступлениях НКВД в Сибири в Главную военную прокуратуру. В июле 1938 года Ишов снова выехал в Москву и добился приема у Вышинского. В своих воспоминаниях он писал через 25 лет: «Когда мы вошли в кабинет, то Вышинский, указав мне место у своего рабочего стола, предложил сесть и спросил, по какому поводу и с чем я к нему приехал. Вынув из портфеля документы и выложив их на стол, я попросил меня выслушать... Кроме того, я просил Вышинского обратить особое внимание на способы и приемы получения ложных показаний: избиения, издевательство, применение средневековых методов инквизиции. Выслушав меня, Вышинский обратился ко мне со словами, глубоко, на всю жизнь засевшими в моей памяти. Он сказал: "т. Ишов, с каких это пор большевики приняли решение либерально относиться к врагам народа? Вы, прокурор Ишов, утратили партийное и классовое чутье. Врагов народа гладить по голове мы не намерены. Ничего плохого нет, что врагам народа бьем морду. И не забывайте, что великий пролетарский писатель Максим Горький сказал, что если враг не сдается, его надо уничтожить. Врагов народа жалеть не будем"».

Ишов пытался доказать Вышинскому, что речь идет не о врагах народа, а о невинных людях, что именно их заставляют пытками оговаривать себя и других. Вышинский холодно отвел все эти доводы и лишь для приличия поручил присутствующему при разговоре Розовскому проверить изложенные Ишовым материалы. Но никакой проверки не было. Вернувшийся в Новосибирск Ишов был арестован. Санкция на этот арест была подписана лично Вышинским [650] .

Безуспешность описанных выше попыток борьбы с произволом объяснялась несколькими причинами. Во-первых, эти попытки были разрозненны и единичны. Во-вторых, многое было уже невозможно сделать в рамках легальности. Сталина было можно как-то легально отстранить от власти в 20-е годы. Но после 1934 года убрать Сталина от власти можно было только силой. Но на это никто не решался идти из-за боязни возможных последствий и трудности подобного предприятия. Не все понимали, что Сталин осуществил фактически государственный переворот. Поэтому советские люди использовали прежние привычные им формы протеста – они писали «куда следует» и надеялись на помощь «сверху». Между тем важно было не только прийти к мысли о необходимости борьбы против произвола, но и найти приемлемые формы этой борьбы, а этого не сумел сделать никто. Трудно, однако, винить в этом советских людей – современников Сталина. В подавляющем большинстве они честно работали, преодолевая огромные трудности первых пятилеток, и мужественно воевали в годы Отечественной войны, несмотря на громадные жертвы. У советских людей не было исторического опыта в создании нового общества и государства, и они не знали, что можно противопоставить произволу со стороны своих же руководителей. Партия, народ, государство были застигнуты врасплох, так как удар был нанесен совсем не с той стороны, с какой его можно было ожидать. Вторая мировая война показала, что советское общество и Советское государство были способны встретить любую опасность лицом к лицу. Но они оказались беззащитными от удара в спину, нанесенного руками собственных вождей.