Юрий Пернатьев - Великие загадки истории

...Два столь несчастных исхода вторжения во Францию, когда у нее еще было столько ресурсов, произошли из-за измены Мар­мона, Ожеро, Талейрана и Лафайета. Я им прощаю, пусть им простит потомство Франции!

...Я завещаю половину своего личного имущества офицерам и солдатам французской армии, оставшимся в живых, тем, кто сражался с 1792 по 1815 годы для славы и независимости нации. Другую половину я завещаю городам и деревням Эльзаса, Лор­рена, Франш-Комте, Бургони, островам Франции, Шампани, До­фине, пострадавшим при первом или втором нашествии.

Оставшиеся триста тысяч франков будут истрачены в пользу офицеров и солдат батальона моей гвардии на острове Эльба, ныне живых, или в пользу их вдов и детей, пропорционально их жалованию. Тяжелораненые и с ампутированными конечностя­ми получат двойную сумму.

Чтобы избавить от нищеты французов, итальянцев, бель­гийцев, голландцев, испанцев, скитающихся в чужих странах, даю моим душеприказчикам сто тысяч франков, двести тысяч франков, чтобы разделить их между тяжелоранеными и инва­лидами Линьи, Ватерлоо, оставшимися в живых. Гвардии будет дана двойная сумма и вчетверо большая — гвардии острова Эльба».

Денежные суммы Наполеон оставлял и своим военным това­рищам, слугам и семье: Монтолону — два миллиона франков, Бертрану — пятьсот тысяч, Лас-Казу, Виньяли и другим — сто тысяч. Большинство своих личных вещей Бонапарт завещал от­дать сыну по достижении шестнадцати лет.

Через несколько дней лихорадка больного усилилась, но он еще находился в здравом уме, повторяя своим душеприказчи­кам — Бертрану, Монтолону и Маршану — одно приказание: кроме доктора Арно, после его смерти никакой врач (тем более англичанин) не должен прикасаться к трупу.

В день его смерти началась гроза. Отзвуками канонады пред­ставлялись Наполеону громовые удары. Последними он произнес слова «авангард... армия...». Утром 5 мая у Бонапарта началась агония. Потом он двигаться перестал. В 17:45 Антомарки подошел к Наполеону и приложил ухо к его груди. Все было кончено.

После анатомических исследований тело Наполеона было уло­жено на походную постель и покрыто синим плащом, который служил герою в битве при Маренго.

Похороны Наполеона состоялись 8 мая. Его упокоили в одной миле от Лонгвуда. Могилу беспрерывно посещали люди. Гадсон Лоу поставил около могилы стражу, чтобы никто не мог подхо­дить к праху Бонапарта.

Согласно официальной версии, смерть императора наступила в результате сильной опухоли в желудке. Это установил личный врач Франческо Антомарки, который проводил вскрытие тела вместе с корсиканским и пятью английскими врачами. Это было 6 мая 1821 г., тогда же медики единодушно констатировали ес­тественную смерть.

В течение многих десятилетий эта версия считалась единствен­ной. Однако время шло, обнаруживались некоторые документы, вещественные доказательства, в результате чего у некоторых спе­циалистов возникли сомнения в правильности выводов тех лет. Иными словами, смерть Наполеона могла возникнуть не по при­чине рака желудка, а в результате отравления мышьяком или рту­тью. Такой вывод следовал из тщательного анализа волос импе­ратора.

Подобные сообщения появились в начале 1960-х гг., а подтвер­дились в книге шведского дантиста Форшуфвуда «Был ли отрав­лен Наполеон?» Доктору Форшуфвуду удалось выявить немало расхождений в заключениях английских и корсиканского врачей: в отличие от Антомарки, который отмечал наличие у Наполеона ярко выраженной злокачественной язвы желудка, англичане констатировали, что желудок Наполеона был поражен только на­чальными злокачественными образованиями.

На этом и других основаниях доктор Форшуфвуд отрицал, что у императора был рак: «У Наполеона отсутствовал основной при­знак этой болезни — кахексия, т. е., общее истощение организма, наблюдаемое практически у всех больных, умерших от раковых заболеваний. С точки зрения медицины, нелепо считать, что На­полеон в течение шести лет страдал раком и умер, не потеряв ни грамма в весе. Напротив, тучность Наполеона наилучшим образом подтверждает гипотезу о хронической мышьяковой интоксика­ций, хотя в течение многих недель он почти не принимал пищу, вследствие чего его организм был истощен до крайности».

Шведский врач отмечает, что чрезмерное ожирение при общем истощении организма и есть наиболее «типичный и любопытный» признак медленного отравления мышьяком. Такое действие ве­щества было издревле известно перекупщикам лошадей: прежде чем сбыть дряхлую, тощую кобылу, они вскармливали ее мышья­ком, и лошадь в скором времени разносило как на дрожжах.

«На теле Наполеона, — пишет Форшуфвуд, — были обнару­жены характерные следы хронического отравления мышьяком. Тем не менее, если судить по изменениям в его организме, воз­действие мышьяка не было настолько сильным, чтобы повлечь скорую смерть. Стало быть, главная причина, повлекшая мгно­венную смерть Наполеона, — отравление ртутью».

Если допустить, что на Святой Елене рядом с императором находился отравитель, нетрудно догадаться, что в последнее мгновение он мог заменить яд. Мышьяк не мог быть причиной образования язвенного процесса в желудке Наполеона, как это установили врачи, в отличие от ртути, тем более если император получил ее в большой дозе. Таким образом, Наполеону, очевидно, сначала вводили мышьяк, а затем дали сильную дозу ртути, от которой он и умер.

Сторонником теории отравления в числе прочих специалис­тов является канадский врач Бен Вайдер, который финансировал соответствующие исследования. Он выдвинул гипотезу о глав­ном подозреваемом — графе Монтолоне, который либо получил заказ англичан убить Наполеона, либо отомстил за его былую связь со своей женой.

У большинства историков личность Монтолона никогда не вы­зывала симпатий. Все они в один голос утверждали, что он по­следовал за Наполеоном на Святую Елену лишь потому, что вконец «прогорел» во Франции — наделал немало долгов и был замешан в каких-то грязных махинациях. А путешествие на Святую Еле­ну сулило ему покой и отдохновение от суетной жизни, равно как и возможность что-то получить из императорского завеща­ния, составлявшего ни больше ни меньше три миллиарда старых франков.

Однако расчетливый Монтолон сделал ставку не только на Наполеона, но и на Бурбонов. Правительство Людовика XVIII все еще трепетало при одном имени узника Святой Елены: пока «корсиканский людоед» жив, монархии всегда будет угрожать опасность. Монтолон предложил свои услуги Бурбонам и начал вести двойную игру: ему удалось заручиться доверием Наполеона и войти в число его окружения, пусть и не самого близкого. В то же время он снискал благосклонность и французского пра­вительства.