Александр Кавтарадзе - Военные специалисты на службе Республики Советов 1917-1920 гг.

ТАБЛИЦА 2. ЧИСЛЕННОСТЬ ОФИЦЕРОВ, ВЫПУЩЕННЫХ ИЗ ПАЖЕСКОГО КОРПУСА, ВОЕННЫХ И СПЕЦИАЛЬНЫХ УЧИЛИЩ, А ТАКЖЕ ПРОИЗВЕДЕННЫХ В ЧИН ПРАПОРЩИКА ЗА БОЕВЫЕ ОТЛИЧИЯ С 1 ДЕКАБРЯ 1914 ПО 10 МАЯ 1917 Г. 1*

1*Составлено по: ЦГВИА. Ф. 2015. Оп. 1. Д. 4. Л. 5 об. — 6.

2*Для подготовки офицеров пехоты военного времени из воспитанников высших учебных заведений было выделено 12 школ прапорщиков на 500 юнкеров и одна школа прапорщиков инженерных войск на 500 юнкеров (ЦГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 264. Л. 1, 2). После одного выпуска эти школы прапорщиков были переформированы в школы, комплектуемые на общих основаниях.

3*В отношении этих прапорщиков было сказано: «Правами офицеров действительной службы не пользуются; по демобилизации армии подлежат увольнению в запас или ополчение» (ЦГВИА. Ф. 2015. Oп. 1. Д. 4. Л. 5).

Необходимость подготовки такого количества командного состава диктовалось тем, что кадровый состав основного рода войск — пехоты понес тяжелые потери уже в боях первых месяцев войны и был «добит» во время летнего отступления 1915 г.; уже к концу этого года подавляющее большинство ротных и даже часть батальонных командиров были офицерами военного времени. В результате к осени 1917 г. в пехотных полках командный состав можно было разделить на две неравные, резко отличавшиеся друг от друга части — кадровых офицеров (главным образом начавших войну младшими офицерами), в какой-то степени еще сохранивших свои сословные признаки, и офицеров военного времени, которые в своем подавляющем большинстве представляли мелкую и среднюю буржуазию, интеллигенцию, служащих. Первые составляли около 4% от всего офицерского состава [79](т. е. 1–2 кадровых офицера на полк), остальные 96% были офицерами военного времени [80].

Большинство из оставшихся в строю прапорщиков выпусков конца 1914 — первой половины 1915 г., получив боевой опыт, к октябрю 1917 г. были уже поручиками и штабс-капитанами [81], многие из них успешно командовали ротами и даже батальонами. Прапорщики, выпущенные во второй половине 1916 г., и особенно в 1917 г. (они составляли не менее 50% от общего числа офицеров военного времени), имели значительно меньший боевой опыт, а многие из них вообще его не имели. Подобное положение можно объяснить тем, что боевых потерь с весны 1917 г. по сравнению с первыми двумя годами войны было относительно мало, производство же офицеров военного времени шло прежним, усиленным темпом, и на фронт поступали тысячи молодых офицеров.

Отсутствие достаточного боевого опыта у офицеров военного времени могло было быть в какой-то степени возмещено их теоретической подготовкой — общеобразовательной и специальной военной. Однако общеобразовательный ценз офицеров военного времени был невысок: несмотря на его разнообразие — от примитивной грамотности до законченного высшего образования, в целом свыше 50% офицеров военного времени не имели даже общего среднего образования. Что же касается специальной военной подготовки, то ее также нельзя было считать удовлетворительной, особенно у окончивших 3-месячный курс школ прапорщиков (уровень общеобразовательной и военной подготовки был выше у офицеров военного времени, окончивших кадетские корпуса).

Таким образом, к осени 1917 г. командный состав Действующей армии, составлявший почти 70% численности офицерского корпуса, практически соответствовал числу лиц в России того времени, имевших какое-либо образование (хотя бы и низшее); все такие лица призывного возраста, годные по состоянию здоровья к военной службе, становились офицерами [82]. Основная их масса происходила из мелкой и средней буржуазии, интеллигенции, служащих и даже из рабочих, но их было немного [83]. Следует особо подчеркнуть, что до 80% прапорщиков происходили из крестьян и только 4% — из дворян [84].

Важным источником для характеристики социального состава офицеров того времени является доклад генерала А.А. Адлерберга, состоявшего в распоряжении верховного главнокомандующего, о результатах осмотра запасных батальонов в конце 1915 г. В докладе отмечалось, что «большинство прапорщиков состоит из крайне нежелательных для офицерской среды элементов» (среди них были чернорабочие, слесари, каменщики, полотеры, буфетчики и т. д.). Вследствие того что «нижние чины часто, не спросив даже разрешения, отправляются держать экзамен» , имели место факты, когда «совершенно негодные нижние чины» попадали в прапорщики. В соответствии с резолюцией на этом документе Николая II — «на это надо обратить серьезное внимание» — военный министр предписал начальнику Главного управления военно-учебных заведений «при приемах в военные училища молодых людей со стороны (т. е. не из кадетских корпусов. — А.К.) обращать строгое внимание на соответствие кандидатов офицерскому званию, нижних же чинов принимать в военные училища при непременном условии удостояния (согласия. — А.К.) их к тому начальством» [85]. Приведенный документ является еще одним доказательством того, что основную массу строевого офицерства русской армии в годы первой мировой войны никак нельзя относить к «буржуазно-помещичьим» кругам России. Ошибочной также является точка зрения некоторых советских историков, и в частности Ю.П. Петрова, согласно которой «офицерский корпус старой русской армии… комплектовался из представителей господствующих классов — помещиков и буржуазии» и лишь в связи со значительным увеличением численности этого корпуса в его среду получили «некоторый доступ» представители демократических элементов [86]. Между тем из вышеизложенного видно, что этот «некоторый доступ» в офицерский корпус демократических элементов практически означал, что они составляли свыше 80% офицеров военного времени. Что же касается генералов и штаб-офицеров, то можно согласиться с мнением Л.М. Спирина, что за время войны социальный состав генералов претерпел незначительные изменения, а среди штаб-офицеров несколько возросло число представителей буржуазии. Таким образом, к осени 1917 г. «верхушка офицерского корпуса по-прежнему оставалась дворянской» [87].