Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Троцкий изложил на съезде «третью позицию» – ни мира, ни войны. Он признал, что шансов победить больше «не на той стороне, на которой стоит» Ленин, и указал, что переговоры с Германией преследовали прежде всего цели пропаганды. Если бы действительно нужно было заключать мир, то не стоило оттягивать соглашения, а надо было подписывать договор в ноябре, когда немцы пошли на наиболее выгодные для советского правительства условия. Троцкий подтвердил, что не верил в способность Германии наступать, но при этом считал, что возможность «подписать мир, хотя бы и в худших условиях» всегда будет. Троцкий отвел довод о том, что немцы в случае отказа советского правительства ратифицировать мирный договор захватят Петроград, и сослался на свой разговор с Лениным. Даже Ленин считал, указывал Троцкий, что «факт взятия Петрограда подействовал бы слишком революционизирующим образом на германских рабочих». «Все зависит от скорости пробуждения европейской революции» [526] , – заключил Троцкий, но не высказался против ратификации мирного договора: «Я не буду предлагать вам не ратифицировать его», добавив, однако, что «есть известный предел», дальше которого большевики идти не могут, так как «это уже будет предательством в полном смысле слова». Этот предел – подпись советского правительства под мирным договором с Украинской радой [527] . И поскольку содержание Брестского договора делегатам съезда известно не было, никто не поправил Троцкого, что заключение мира с Украинской республикой предусматривается Брестским соглашением, под которым уже стоит подпись советского правительства и которое должен ратифицировать слушающий Троцкого съезд [528] .

Возвращаясь к итоговому голосованию в ЦК по вопросу о подписании мира, где победила точка зрения Ленина, Троцкий сказал, что воздержался тогда от голосования и не выступил против, поскольку не считал «решающим для судеб революции то или другое отношение к этому вопросу». Если Троцкий был искренен, то сказанное лучше всего подтверждает его неспособность придавать значение мелочам в революции и бороться за них с упорством Ленина. По словам Иоффе, Троцкому всегда не хватало «ленинской непреклонности, неуступчивости», «готовности остаться хоть одному на признаваемом им правильном пути в предвидении будущего большинства». А именно в этом, считал Иоффе, был «секрет побед» Ленина. Троцкий слишком часто отказывался от собственной позиции ради компромисса [529] .

В ответном слове Ленин уделил много внимания тактике Троцкого на переговорах в Бресте и пытался представить ситуацию так, что Троцкий не выполнил имевшуюся между ними договоренность. Собственно, именно эти слова Ленина и легли в основу мифа о «предательстве» Троцкого в Бресте. Ленин сказал: «В его деятельности нужно различать две стороны: когда он начал переговоры в Бресте, великолепно использовав их для агитации, мы все были согласны с тов. Троцким. Он цитировал часть разговора со мной, но я добавлю, что между нами было условлено, что мы держимся до ультиматума немцев, после ультиматума мы сдаем… Тактика Троцкого, поскольку она шла на затягивание, была верна; неверной она стала, когда было объявлено состояние войны прекращенным и мир не был подписан. Я предложил совершенно определенно мир подписать» [530] .

Однако Ленин очевидным образом лгал. Директивного указания подписать мирный договор он Троцкому не давал, и таких документов в распоряжение историков предоставлено никогда не было. Все официальные решения отражены в протоколах ЦК. Речь могла, таким образом, идти только о частных неформальных беседах между председателем Совнаркома и наркомом иностранных дел. Слова Ленина не остались не замеченными другими делегатами съезда, указавшими, что Троцкий действовал в Бресте в соответствии с решениями ЦК большевистской партии. Так, Зиновьев указал, что Троцкий «действовал по постановлению правомочного большинства ЦК. Никто [этого] не оспаривал». Ломов подтвердил, что линия Троцкого «была линия Центрального комитета» [531] . Даже Свердлов – сторонник ратификации мира – попытался реабилитировать Троцкого после выдвинутых Лениным обвинений в нарушении инструкций ЦК: «Все мы одинаково стояли за то, что нужно затягивать переговоры до последнего момента… Все мы отстаивали как раз ту позицию, которую вела вначале наша Брестская делегация во главе с тов. Троцким… Так что все упреки, что Центральный комитет вел неправильную политику, не соответствуют действительности. Мы и до сих пор говорим, что при известных условиях нам революционную войну придется неизбежно вести» [532] .

При поименном голосовании за ленинскую резолюцию высказалось 30 человек, против – 12. Четверо воздержалось. За резолюцию левых коммунистов голосовало 9 человек, против – 28. Но резолюция Ленина, получившая большинство, о заключении мира не упоминала, а оговаривала передышку для подготовки к революционной войне. Публиковать такую резолюцию было совершенно невозможно, поскольку немцами она была бы воспринята как расторжение мирного договора. Поэтому Ленин настоял на принятии съездом поправки: «Настоящая резолюция не публикуется в печати, а сообщается только о ратификации договора». Ленину важно было подписать мирный договор и добиться его ратификации. Во всем остальном он готов был уступить левым коммунистам.

Считая критику Ленина в отношении Троцкого несправедливой, Крестинский предложил съезду принять резолюцию с одобрением деятельности Троцкого на переговорах. Утверждена она не была. И Троцкий, сочтя себя оскорбленным, заявил, что отказывается от каких-либо постов в правительстве. Ленину удалось тогда убедить Троцкого не делать ультимативных заявлений, а при выборах нового состава ЦК (на этом съезде партия была переименована из Социал-демократической в Коммунистическую – РКП(б), Троцкий, как и Ленин, получил максимум голосов – 34 [533] и сохранил позицию если не первого, то по крайней мере второго по влиятельности в ЦК члена.

Уже 4 марта, то есть на следующий день после подписания мирного договора в Бресте, из-за считавшегося неизбежным германского наступления на Петроград большевики приняли решение о переносе столицы в Москву и срочной эвакуации правительства. На эту тему на заседании Совнаркома Троцкий выступил с докладом «Об учреждении Центральной коллегии по эвакуации и разгрузке Петрограда» [534] – так весьма туманно формулировался вопрос о предстоящем переносе столицы. По соображениям безопасности правительство эвакуировалось тайно и не одновременно. 9 марта выехал в Москву Свердлов, прибывший туда 10-го. 11 марта с поездом Совнаркома в Москву прибыл Ленин, через неделю-полторы – Троцкий. В пути правительственные поезда охраняли латышские стрелки. Первоначально в Москве правительство поселилось в гостинице «Националь», ставшей «1-м домом Советов». («Метрополь», в котором также расселились члены правительства, стал «2-м домом Советов».) 12 марта в «Правде» появилось следующее обращение: «Граждане Петрограда! Совет Народных Комиссаров, Центр[альный] Исп[олнительный] Комитет выехали в Москву на Всероссийский Съезд Советов. Уже сейчас можно почти с полной уверенностью сказать, что на этом съезде будет решено перенести временно столицу из Петрограда в Москву. Этого требуют интересы всей страны. Германские империалисты, навязав нам свой аннексионный мир, остаются смертельными врагами Советской власти. Сейчас они открывают поход против революционной Финляндии. При этих условиях Совету народных комиссаров невозможно больше оставаться и работать в Петрограде на расстоянии двухдневного перехода от расположения германских войск. Председатель Петр[оградского] револ[юционного] комиссариата Л. Троцкий» [535] .