Юрий Фельштинский - Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

До апреля 1989 г. резолюция эта считалась «ненайденной» [641] . Зато никогда не терялись «Тезисы о современном политическом положении», проект которых написал Ленин для обсуждения в заседании 10 мая: «Внешняя политика советской власти никоим образом не должна быть изменяема. Нам по-прежнему реальнейшим образом грозит – и в данный момент сильнее и ближе, чем вчера, – движение японских войск с целью отвлечь германские войска продвижением вглубь европейской России, а с другой стороны – движение германских войск против Петрограда и Москвы, в случае победы немецкой военной партии. Нам по-прежнему надо отвечать на эти опасности тактикой отступления, выжидания и лавирования, продолжая самую усиленную военную подготовку» [642] .

Резолюция Сокольникова была провалена. За нее голосовал только сам Сокольников. Сталин воздержался, а Ленин, Свердлов, В.В. Шмидт [643] и М.Ф. Владимирский [644] выступили против [645] . Советская партийная история умалчивает о том, что на голосование была поставлена еще одна резолюция, содержание и авторство которой неизвестно. Тезисы Ленина в тот день даже не были поставлены на голосование. Сокольников проиграл. Но и Ленин не вышел победителем. Повторное обсуждение вопроса произошло на следующем заседании ЦК, 13 мая. Вторично обсуждалась резолюция Сокольникова, текст которой снова не сохранился и в бумагах этого заседания [646] . ЦК собрался в том же составе и пришел к мнению, что военная опасность со стороны Германии Лениным сильно преувеличена. Тем не менее тезисы Ленина с некоторыми поправками были приняты, так как отсутствовавшие на заседании Троцкий и Зиновьев, находившиеся в Петрограде, подали свои голоса за тезисы Ленина.

Однако резолюции спасти Совнарком и большевистский ЦК уже не могли. Заведенная Лениным в тупик, доведенная до кризиса, расколотая и слабеющая большевистская партия могла ухватиться теперь лишь за соломинку, которую в марте 1918 г. протягивал ей Троцкий: «Сколько бы мы ни мудрили, какую бы тактику ни изобрели, спасти нас в полном смысле слова может только европейская революция» [647] . А для ее возгорания нужно было прежде всего разорвать Брестский мир.

Убийство Мирбаха и разгром партии левых эсеров 6 – 10 июля 1918 г. коренным образом изменили соотношение сил и внутри большевистского ЦК, и на фронте советско-германских отношений. В первые дни после убийства большевики ожидали возобновления военных действий Германии против Советской России. 10 июля о возможном разрыве мира докладывал во ВЦИК Свердлов [648] . С большой вероятностью возобновления войны, видимо, смирился Ленин. 10 июля он вызвал к себе Вацетиса, чтобы в ходе общей беседы задать вопрос, «будут ли сражаться латышские стрелки с германскими войсками, если немцы будут наступать на Москву». Вацетис ответил утвердительно. 13 июля М.Д. Бонч-Бруевич сообщил Вацетису, что Россия «вступает снова в мировую войну вместе с Францией и Англией» против Германии; «это дело уже налажено» [649] .

Одновременно Ленин пытался добиться согласия немцев не объявлять России войну в ответ на убийство посла. 1 августа Чичерин по поручению Ленина предложил новому германскому послу в Москве Гельфериху [650] пойти на заключение неформального военного соглашения о параллельных советско-германских действиях против Антанты и белых. Германия должна была помочь советскому правительству предотвратить продвижение англичан из района Мурманска и Архангельска на Петроград, отказаться от поддержки на Дону Краснова и обещать не занимать Петроград. СНК в ответ обязался бы сконцентрировать все силы на борьбе с Антантой и поддерживаемым ею генералом В.М. Алексеевым [651] , создающим добровольческую Белую армию.

Видимо, немцы потребовали в качестве предварительного условия для переговоров полного разрыва с союзниками. В ночь на 5 августа советское правительство разослало по районным отделам Наркомата внутренних дел сообщение о разрыве отношений с Англией, Францией и Японией. Утром в Москве был произведен ряд обысков и арестов среди подданных союзных стран (именно в этот день и был арестован Локкарт). Поиски французской военной миссии, обвинявшейся в организации заговора с целью свержения Совнаркома, не увенчались успехом. Члены миссии вовремя успели скрыться [652] .

Продемонстрировав готовность порвать с союзниками, вечером того же дня Чичерин подтвердил Германии свое предложение от 1 августа, указав, что советское правительство перебрасывает все имеющиеся в Петрозаводске войска в Вологду, где объявлено военное положение. Из-за этого, указывал Чичерин, дорога на Петроград открыта и, если Германия не вмешается, этим могут воспользоваться англичане. На юго-востоке страны положение советской власти не лучше. СНК поэтому не настаивает более перед немцами на оставлении германскими войсками Ростова и Таганрога, но просит предоставить советскому правительству право пользования железнодорожными линиями на условии, что они будут «освобождены от Краснова и Алексеева». «Активное вмешательство против Алексеева, никакой больше помощи Краснову», – потребовал Чичерин [653] .

Просьба Чичерина о военной помощи со стороны Германии для немцев была наилучшим доказательством того, что советское правительство находится в совершенно безвыходном положении. Общее мнение германских дипломатов сводилось, однако, к тому, что даже при самом искреннем желании жить в мире с Германией советское правительство вряд ли способно будет обеспечить добрые отношения, поскольку на всех уровнях брестская политика Ленина саботируется. Германское правительство поэтому указало на невыгодное и угрожающее для Германии положение на внутреннем русском фронте и потребовало от СНК принятия самых решительных мер для подавления восстания чехословацкого корпуса и вытеснения англичан из Мурманска. В случае отказа советского правительства выполнить эти требования Германия грозила предъявить ультиматум о пропуске своих войск в глубь русской территории для борьбы против англичан и чехословаков. Чичерин ответил, что борьба с чехословаками и англичанами будет успешной лишь в том случае, если германское правительство со своей стороны пообещает сохранить в неприкосновенности демаркационную линию и не допустит перехода этой линии Красновым [654] , в сотрудничестве с которым большевики подозревали немцев.

Политика Германии в тот период была на удивление непоследовательной. В Прибалтике, Финляндии, на Украине, на Дону и на Кавказе немецкие войска, по существу, противостояли советским, в то время как на территории России немцы поддерживали у власти большевистское правительство. При этом ожидалось, что, несмотря на поддержку немцев, Москва вот-вот будет захвачена не одними, так другими. 5 августа из Москвы был отозван в Берлин для доклада и обсуждения сложившейся ситуации Гельферих [655] . 9 августа из столицы в Псков через Петроград выехала германская миссия в составе 178 человек. Вслед за германским послом Москву покинули также турецкий посол Кемали-бей и болгарский посол Чапрашников [656] . Консулы союзных держав также покинули столицу (защита их интересов была передана консульствам нейтральных стран, и над зданием американского генерального консульства был поднят шведский флаг) [657] . В те же дни советский посол Иоффе отбыл из Берлина в Москву для консультаций (а когда отправился было обратно в Берлин, не был пропущен германскими военными властями в Орше; та же участь постигла Радека) [658] .