Леонид Платов - Архипелаг Исчезающих Островов (Повести о Ветлугине - 1)

Так получалось и теперь.

- Разбрасываешься! - говорила она. - Размениваешь свое чувство на гривенники!

- Посмотрю, как ты не будешь разменивать! - отвечал я снисходительно. У тебя поучусь!

- Гривенников не будет! Мне, знаешь, подавай все сразу, в большущем золотом слитке. Я ведь жадная.

Случалось, что и Андрей вступал в разговор.

- Ну как, Лиза? - усмехаясь, спрашивал он. - Отпустила ему грехи? То-то. Вчера опять потряхивал чубом своим перед девушками. Не пойму я, Лешка, откуда у тебя слова берутся! Из книг, что ли, вычитываешь? Готовишься перед объяснением?

- Слова? - удивлялся я. - А они сами приходят в нужный момент. Да и не в словах дело, Андрей. Прикосновение решает, длинный ответный взгляд, интонация...

Я излагал это с глупо самодовольным видом и, так сказать, в популярной форме, снисходя к невежеству товарища... О, как нелеп я был тогда! И не нашлось никого, кто бы встал со стула и стукнул меня кулаком по глупой кудрявой башке!

Лиза, во всяком случае, могла бы и должна была бы это сделать. Но нет! Слушала меня, чуть приоткрыв рот, с почти благоговейным вниманием. Потом тихонько вздохнула.

- Мне бы, знаешь, все-таки хотелось, чтобы были слова, - сказала она. Ведь это раз в жизни бывает, если по-настоящему, правда? И слова при этом должны быть единственными, настоящими. Чтобы повторять и повторять их самой себе, когда станет грустно, или во время разлуки, и вообще во все трудные минуты жизни...

Андрей быстро вскинул на нее глаза и тотчас же опустил, будто сделал заметку в уме. Я не обратил на это внимания. Был слишком упоен, поглощен собой... Да, глупая кудрявая башка!

Мы нередко ходили в театры, в музеи, на публичные лекции втроем, "сомкнутым строем": Лиза посредине, я и Андрей по бокам.

За все время только один раз я и Лиза остались вдвоем. Андрей совсем было собрался идти с нами, но в последний момент его вызвали в райком: мой друг был секретарем нашей факультетской партийной организации.

Очень красиво выглядела Москва-река! Похоже было, что устроители весеннего молодежного карнавала в Нескучном саду одолжили на время радугу, сняли с неба и аккуратно уложили ее между деревьями. Стоя на берегу, мы смотрели с Лизой на воду. Ветви закрывали от нас небо, но праздничный фейерверк был хорошо виден и в воде.

Сначала, как обычно, говорили об отсутствующих: хвалили Андрея за целеустремленность, потом Лиза запела вполголоса, немилосердно фальшивя:

Живет моя отрада

В высоком терему...

Оборвала, вопросительно посмотрела на меня.

Я предложил съесть мороженого. Затем мы катались на "чертовом колесе", хохотали над своими дурацкими изображениями в зеркальной "комнате смеха" и немного потанцевали на танцплощадке под баян.

Почему-то опять очутились на старом месте, на нашей аллейке у воды.

Было очень тепло. По Москве-реке плыли украшенные фонариками катера с пассажирами, толпившимися на верхней палубе. Оттуда нам кричали что-то, какую-то карнавальную чепуху.

Я был в приподнятом настроении, что называется, "в ударе". Только что пришла в голову мысль: в поисках островов в Восточно-Сибирском море воспользоваться помощью эхолота. Хорошо бы сразу рассказать об этом Андрею, проверить, правильна ли мысль. Но Андрея не было. Рядом была только Лиза.

- Понимаешь, - начал я издалека, - в сплошном тумане штурман находит место корабля по глубинам. На карте обозначены глубины. Если применить этот принцип к гипотетическим землям...

Лиза обернулась ко мне. Голос ее странно дрогнул:

- Какая ночь, Леша!

Я рассеянно посмотрел на небо. Ночь была, как говорили в старину, "волшебная", вся пронизанная дрожащим призрачным светом.

Лиза сказала тихо:

- Такой ночи больше не будет! Никогда уже не будет!

Меня удивило ее волнение. Эти слова прозвучали проникновенно и грустно и даже словно бы с укоризной!

Глаза Лизы были обращены ко мне - широко раскрытые, блестящие, все с тем же странным вопросительным выражением.

Мне захотелось взять ее за руку и спросить, что с нею, не устала ли она от "чертова колеса" или от этой дурацкой "комнаты смеха". Но между нами не приняты были нежности.

- Я хотел тебе рассказать о глубинах, - начал я неуверенно.

Но Лиза продолжала молчать.

- Ты здорова? - спросил я, беря ее за руку. - Что с тобой, Рыжик?

Неистово защелкал соловей в листве над нашими головами.

Вдруг сзади затрещали кусты, послышалось прерывистое дыхание, и на тропинку подле нас прыгнул, почти свалился с косогора Андрей.

- Ф-фу, жара! - сказал он, отдуваясь и вытирая шею платком. - В мыле весь, так бежал!.. Извините, ребята, что запоздал...

Я с удивлением увидел на нем галстук.

- Поздравляю! Андрей галстук нацепил! Ну уж если сам партийный секретарь нацепил...

Галстук как бы знаменовал переход к новой эпохе.

Долгое время он наряду с канарейкой, гитарой и фокстротом считался принадлежностью капиталистического мира и пренебрежительно именовался "гаврилкой". С течением времени "гаврилка" был амнистирован. Однако на смельчаков, впервые надевших его, глядели с опаской и недоверием.

Итак, Андрей надел галстук! К чему бы это?..

Мы долго еще гуляли по парку, распевая песни.

Лиза заводила:

Сидели два медведя

На ветке на одной...

Мы с Андреем подхватывали:

Один смотрел на небо,

Другой качал ногой.

И опять заводила Лиза:

И так они сидели

Всю ночку напролет...

А мы мрачно подтверждали:

Один смотрел на небо,

Другой качал ногой...

Кончилось тем, что Андрей потерял свой галстук. (Под шумок, пользуясь темнотой, он снял его с шеи и засунул в задний карман брюк.) Мы с Лизой помирали со смеху, а он вертелся на месте, пытаясь посмотреть, не свешивается ли галстук из кармана.

6. ЛЬДЫ НЕВИДАННОЙ ГОЛУБИЗНЫ

На полярной станции обходятся обычно услугами одного гидролога. Поэтому после окончания университета мне с Андреем пришлось, к сожалению, расстаться.

На выбор нам были предложены две вакансии. Одна, роскошная, лучше трудно придумать, - на новенькую, созданную лишь в прошлом году метеорологическую станцию, расположенную на юго-восточном берегу острова Большой Ляховский. То была первая метеостанция "нашего" Восточно-Сибирского моря! Что надо еще?! Зато вторая вакансия никак не могла понравиться: на одну из старейших русских метеостанций - Маточкин Шар. О! Новая Земля! Карское море! За тысячи миль от наших островов!

Мы в нерешительности смотрели друг на друга.

- Жребий, Леша?

- Ясно, жребий!

И, как в детстве при разрешении спорных вопросов, Андрей, кряхтя и посапывая, принялся старательно сворачивать в трубочку две бумажки.

Ему и тут повезло, а мне нет.

- Что делать! - сказал я, подавляя вздох. - Буду снова догонять тебя. Как в девятнадцатом, помнишь?