Леонид Платов - Архипелаг Исчезающих Островов (Повести о Ветлугине - 1)

- Я побежал! - спохватился Андрей. - Договорим в Москве...

Только на пароходе он припомнил, где и когда видел служаку, заведовавшего писчей бумагой и кнопками. В те времена, правда, толстое брюхо его, выпиравшее из-под легонького, франтовской расцветки пиджака, перетягивала цепочка от часов. Румяное и полное лицо было украшено подвитыми усами и бородой, заботливо расчесанной на две половины, "на отлет". Но лысина была та же. Лысина осталась без изменений.

Секретарь земской управы, враг Петра Ариановича, дядюшка Леши - вот кто это был!

Бывшая "душа общества". Или, может, правильнее сказать - душа бывшего общества?..

7. НАРОСТ НА ДНИЩЕ КОРАБЛЯ

- Вот как! - удивился я. - Федор Матвеич жив?

- Представь себе!

- А я было думал, смыло его благодатной водичкой. В самый большой паводок. Еще в тот, в октябрьский...

- Ну-ну! Не можешь простить? Зря. А я считаю: хорошо, что не дали пойти ко дну со старым Весьегонском. Даже такой моллюск со своими кнопками и скрепками принял посильное участие в создании нового моря, в передвижке города вверх по горе, на новое место.

- Моллюск! Вот именно моллюск! Присосался к килю корабля и отправился с ним в дальнее плавание. Нарост ракушечный на днище! А ведь как они, наросты эти, замедляют ход корабля! Сам знаешь, в доках даже приходится соскребать их с днища... Ну ладно, черт с ним, с моллюском! Все-таки не пойму, почему ты не остался, если Лиза приехала? Билет было жалко, что ли?

- Хватит, отдохнул, - пробормотал мой друг, отворачиваясь. - Дел полно.

- Даже если и так! Чего же злиться-то? Прокатился в Весьегонск, встряхнулся, новое море повидал. А с Лизой объяснишься в Москве. Она же сказала, что приедет в Москву.

- При чем здесь Лиза? Заладил: Лиза, Лиза, Лиза!.. Меня последняя встреча разозлила. С дядюшкой твоим...

- Почему? Ты же сам говоришь: хорошо, что Федор Матвеич принял участие в передвижке.

- Вот-вот! О передвижке и речь. Знаешь, о чем я думал, пока ехал в Москву?

- Ну?

- О последней ссоре твоего дядюшки с Петром Ариановичем. Помнишь, дядюшка крикнул: "Скорей Весьегонск..."

А! Я понял! "Скорей Весьегонск с места сойдет, чем ты свои острова найдешь!" - в запальчивости крикнул дядюшка.

Да, что-то в этом роде. Либо "острова найдешь", либо "в острова твои поверю" - точно не припомню. В общем, это было нечто вроде провинциального заклятья.

Он подыскивал сравнение покрепче, подобное известному "когда рак свистнет", но пооригинальнее, что-нибудь совершенно очевидное, разумеющееся само собой, ясное любому дураку. И такое сравнение нашлось: "Скорей Весьегонск с места сойдет!"

Но ведь Весьегонск сошел с места! То, что раньше казалось неподвижно-устойчивым, незыблемо-прочным, неожиданно пришло в движение. Город, простоявший много лет в низине у реки, кряхтя, вскарабкался на гору. Море заколыхалось там, где недавно чернели приземистые избенки. А острова в Восточно-Сибирском море все еще не были найдены! Андрей прав...

Всю ночь прошагал мой друг взад и вперед по нашей узкой, длинной комнате. И курил, курил без передыху. В минуты большого душевного волнения закуривал козью ножку: по его словам, это помогало ему думать, навевало бодрящие фронтовые ассоциации.

Ступать Андрей старался на носки. Зная, что я при свете не могу заснуть, с неуклюжей заботливостью загородил абажур газетами, оставив только конусообразный луч, падавший на стол.

- Ни к чему это, Андрей! Все равно не заснуть мне!

Я со вздохом поднялся и тоже принялся ходить взад и вперед по комнате.

- Как два голодных тигра в клетке!

- Союшкина бы еще сюда, в эту клетку...

- Была бы сцена кормления голодных тигров!

Андрей остановился посреди комнаты:

- Нет, серьезно. Встреча с дядюшкой как-то прояснила для меня Союшкина. Ведь они похожи, ты не согласен?

- Похожи? В чем?

- Не наружностью, само собой. Даже не характерами. А что-то общее все-таки есть. Подлость, что ли?.. - Но извини, тебе неприятно про дядюшку...

Я устало махнул рукой:

- Валяй, ничего. Ты прав, конечно. Их объединяет с Союшкиным, по-моему, Весьегонск. Понимаешь, тот, старый Весьегонск, город среди болот! Он ведь очень цепкий.

Андрей, заинтересованный, остановился посреди комнаты.

- Хочешь сказать, что хоть и подняли город высоко, на пятнадцать метров над уровнем моря, а до сих пор еще кое-кто копошится у его подножия в болоте?

- Вроде того. Только Федор Матвеич помельче и весь как на ладони: сначала в этом чесучовом пиджачке нараспашку, потом бритенький, тихенький, в застегнутой до горла толстовочке. Союшкина, конечно, потрудней разгадать. Он-то ведь не просто службист - новейший титулярный советник.

- Да, титулярный советник! - с ожесточением сказал Андрей. - Самый что ни на есть титулярный! Человек двадцатого числа! Ему все равно, кому служить и что делать, лишь бы двадцатого числа жалованье выдавали.

Я кивнул.

- И кроме того, он нахал, но тихий, - продолжал Андрей. - Всюду проникает, как бурав - с легким поскрипыванием, почти бесшумно. Так и в географическую науку проник.

- Но почему именно в науку?

- Выгодно.

- Вот-вот. Оклады высокие. За звание платят. Жизнь строго размеренна и обеспечивает долголетие. А Союшкин, несомненно, очень заботится о своем долголетии.

- Ну, а талант?

- Какой талант? При чем здесь талант? Союшкин же не ученый, он притворяется ученым. Он лишь служащий по научной части. Или, иначе, состоящий при науке. Да, вот именно: "при"! Что-то вроде, знаешь, антрепренера, распорядителя или администратора, только не в театре, а в научно-исследовательском институте.

- И, по-твоему, он понимает, что бездарен?

- Догадывается. Вероятнее всего, догадывается. Очень трудно скрыть от себя такие вещи. От других-то проще.

- Ну и как отнесся к этому открытию?

- Обозлился на всех! От сознания полной своей бездарности он еще подлее стал, еще ухватистее. Жить хочет, понимаешь? И по возможности лучше, со всеми удобствами! Потому и к днищу корабля присосался...

Андрей быстрыми шагами прошелся по комнате.

- Подумай, как он затормозил ход корабля! Не впутайся он в спор, экспедицию, я уверен, давно бы разрешили.

Раздеваясь, мой друг продолжал бормотать:

- Титулярные советники! Зубрилы! Моллюски чертовы!..

Я-то понимал, что дело не только в моллюсках. Странным образом все перемешалось, спуталось в один клубок: и затянувшийся спор с Союшкиным, и неожиданная встреча с бывшим остряком, который когда-то травил Петра Ариановича, и вдобавок, конечно, неласковый прием, оказанный Лизой. Неужели она догадывалась о том, что Андрей любит ее, и отстраняла его, уклоняясь от объяснений?

Лежа в кровати, Андрей спросил:

- Ну как "Сибиряков"? Ты узнавал в комитете?

- Преодолевает тяжелые льды, - ответил я неопределенно.