Александр Помогайбо - Псевдоисторик Суворов и загадки Второй мировой войны

Интересно, что мобилизованных в финскую армию почти никто не одевал. На запас одежды у финского министерства обороны просто не хватало средств. Финны воевали в домашних свитерах, теплых носках и своих дубленках. Красноармейцам же выдали обмотки, портянки, буденовки и хлопчатобумажную форму.

Лучше бы не выдавали, а разрешили бы воевать в домашних полушубках, потому как уставная войлочная одежда от холода не спасала. Б. П. Липатов в книге «Зимняя война» (М., 1996) пишет:

«Многим бойцам и командирам пришлось подолгу лежать в глубоком снегу под огнем противника, в снайперской засаде, в разведывательном секрете. Мороз сковывал тело, а малейшее движение вызывало стрельбу с финской стороны. Суконная и войлочная одежда и обувь часто промокали насквозь, обледеневали, стесняли движения. А в мокрой одежде на морозе боец переохлаждался, получал обморожения, простужался.

Больными и обмороженными войска потеряли людей не меньше, чем от огня противника… В обледеневшей одежде, в промокших валенках держались только на силе воли. Выручала старая уловка северян — намочить снаружи валенок и дать ему обмерзнуть, чтобы не промокал дальше. Но когда ледяной коркой покрывалась вся одежда, не то что воевать — двигаться было невозможно» (С. 41).

Разведка. Начав войну, руководители РККА не позаботились о разведке. К. А Мерецков, чья армия наступала на линию Маннергейма, писал:

«Перед началом войны я еще раз запросил разведку в Москве, но опять получил сведения, которые позднее не подтвердились, так как занизили реальную мощь линии Маннергейма. К сожалению, это создало многие трудности (Мерецков К. А На службе народу. С. 182).

Руководством Красной Армии планировался блицкриг продолжительностью 7—10 дней. План был восхитительно прост: выйти к Хельсинки кратчайшим путем — через Карельский перешеек. Ну и что с того, что там линии укреплений? Ерунда какая. О линии Маннергейма толком ничего не знали. Командование 7-й армии, которая действовала на Карельском перешейке, получило туманное сообщение о «жиденькой цепочке дзотов»…

Когда войска 7-й армии с огромными потерями приблизились к линии Маннергейма, Ворошилов 5 декабря приказал: без какой-либо разведки и подготовительных работ начать штурм линии Маннергейма!..

«Разведка и войска Ленинградского военного округа не знали систему обороны своего северного соседа, поэтому план наступления против Финляндии, подготовленный штабом округа, не учитывал ни реального противника, ни реального театра военных действий» (Дюпюи Р.Э., Дюпюи Т.Н. Всемирная история войн (1925–1997). В 4 кн. Кн. 4. М., 1998. С. 105–106).

После страшных потерь наступление пришлось прекратить.

К. А. Мерецков:

«Усилили разведку авиацией, дали задание сфотографировать линию Маннергейма. На это ушел весь январь. К началу февраля мы наконец-то располагали картами со схемой вражеской обороны. Теперь можно было составить реальный план ее прорыва» (Мерецков К. А. На службе народу. С. 186).

«Начало февраля…» А боевые действия начались 30 ноября предыдущего года…

Но самым лучшим показателем эффективности ведения боевых действий противников является сравнение их потерь. По проведенным у нас сравнительно недавно подсчетам, «потери советских войск составили 131 476 человек убитыми, пропавшими без вести и умершими от ран» (Военно-исторический журнал. № 3. 1992. С. 43–45). Финны объявили о потерях убитыми 19 576 человек, пропавшими без вести — 4101 человека. Соотношение потерь один к пяти.

В Первую мировую считалось, что нападающая сторона для успеха наступления должна иметь преимущество три к одному. При наступлении Брусилова русские войска несли потери два к одному, при этом было захвачено большое число пленных. Для Красной Армии в силу ее насыщенности артиллерией, авиацией и танками потери должны были быть значительно меньшими. Потери пять к одному при прорыве фронта лишь одной армией из шести были с военной точки зрения настоящей катастрофой.

Н. С. Хрущев писал:

«Сталин буквально перетрусил, он оценил в результате войны с Финляндией, что наша армия слабая, что наш комсостав слаб и что вооружением мы слабы…» (Цит. по: Знамя. 1982. № 11. С. 82).

Эх, не было рядом с Иосифом Виссарионовичем Суворова-Резуна…

Но продолжим чтение нашего удивительного историка.

Он снова делает открытия:

«У Сталина танков было в несколько раз больше, чем у Гитлера.

И цифры — штука упругая. Потому защитникам гитлеровской «готовности» надо было придумать какую-то гадость, какой-то штрих, какую-то характеристику, не содержащую цифр, чтобы сказать: подумаешь, семикратное превосходство, да они же!..

Долго коммунисты думали, додумались и объявили: советские танки были опасными, горели, как спички!»

Борца за правду — Суворова-Резуна это возмущает. Советские танки, считает он, не горели. А слова тех, кто полагает иначе, рождают в его душе праведный гнев.

«Стремление красной пропаганды выпячивать «неготовность» к войне понятно. Но решительное бесстыдство удивляет».

Поскольку Суворов-Резун стыдлив, он читает нашим историкам мораль:

«И пошли красные историки повторять: пожароопасны, пожароопасны, как спички в коробке! А за экспертами пошли повторять широкие народные массы».

Правильно бичует наших историков Суворов-Резун.

В самом деле, именно из-за этих бесстыдных историков «широкие народные массы» там и сям только и обсуждают вопрос о пожароопасности советских танков. Даст бригадир рабочему прикурить от спички и тяжело вздохнет: «Вот так же горели и советские танки в Великую Отечественную войну 1941–1945 годов». Разведет геолог большой костер в ночной тайге и грустно говорит забредшему на огонек медведю: «Танки-то у нас в июне 1941-го были ох и пожароопасные, мой лесной брат…» Опрокинет бомж под железнодорожной платформой в себя пол-литра и, почувствовав пламя в груди, задумчиво скажет собутыльнику: «Вопрос о пожароопасности советских танков времен Второй мировой войны, а также довоенного периода, еще недостаточно проработан в российской военно-исторической литературе…»

Любит народ обсудить пожароопасность советских танков. Потому и покупает книги Суворова-Резуна. Ищет в них ответ на волнующий его вопрос.

«Меня давно занимал вопрос о первоисточнике. Ясно, слух распространяет красная пропаганда. Но должен, видимо, быть и какой-то еще источник, который люди считают серьезным. Не могут же люди умные просто так повторять чепуху».

И начал Суворов-Резун искать этот таинственный первоисточник. Долго искал, кропотливо. Поднял на уши все английские спецслужбы — МИ-5, МИ-6, — поднял с постели Джеймса Бонда, но тут даже британская разведка встала в тупик.