Френсис Йейтс - Искусство памяти

Первая помнит то, о чем думает вторая и к чему стремится третья; вторая думает о том, о чем помнит первая и к чему стремится третья; третья стремится к тому, о чем первая помнит и о чем думает вторая. [392] 392 Libri contemplationis in Deum, in R.Lull, Opera omnia, Mainz, 1721–1742, X, p. 530.

Если Искусство Луллия как искусство памяти заключается в припоминании Искусства как интеллекта и воли, тогда Искусство как память состоит в запоминании всего Искусства в целом, всех его аспектов и действий. И из того, что говорится в других местах, ясно, что такое запоминание и есть то, что по сути означало искусство памяти Луллия.

В "Древе человека" в книге Arbor scientiae он говорит о памяти, интеллекте и воле, и размышление о памяти заканчивает так:

И предложенный нами трактат о памяти может быть использован в Ars memorativa , созданном в согласии с тем, что здесь сказано. [393] 393 Arbe de ciencia, in Obres essencials, I, p. 619.

Хотя выражение Ars memorativa близко классическому искусству, с помощью своего трактата Луллий предлагает запомнить принципы, термины и процедуры своего "Искусства". Еще более четко это требование сформулировано в трилогии De memoria, De intellectu, De voluntae , написанной позднее. В этих работах показан весь инструментарий "Искусства", который должен быть использован тремя способностями души. Все три трактата изложены тремя различными способами, характерными для Луллия. "Древо памяти" представляет собой диаграммное изображение искусства и здесь используется соответствующая номенклатура. Это сочинение заставляет нас еще раз убедиться, что луллиево искусство памяти заключается в запоминании его "Искусства". "Древо памяти" завершается следующими словами:

Мы говорили о памяти и пришли к тому, что искусная память способна постигать свои объекты искусственно. [394] 394 Трилогия не публиковалась. Рукопись, которую читала я, это: Paris, B.N., Lat., 16116. Несколько выдержек из этой работы воспроизводятся Паоло Росси в его книгеThe Legacy of Ramon Lull in Sixteenth-Century Thouth, Medieval and Renaissance Studies, Warburg Institute, V (1961), p. 199–202. Есть и еще одна работа с привлечением образа "Древа", в которой речь идет о памяти: Arbe de filosofia desiderat(издание Palma, Obres, XVII (1933), ed. S.Galmes, p. 399–507). Об этой своей работе Луллий также отзывается как о некоем проекте Ars memorativa; и здесь искусство памяти состоит в запоминании процедур "Искусства". Cf. Carreras y Artau, I, p. 534–539; Rossi, Clavis universalis, p. 64 ff.

Итак, запоминание своего "Искусства" Луллий называет "искусной памятью", или Ars memorativa , — выражения, очевидно, позаимствованные из терминологии классического искусства. Луллий настоятельно обращает внимание на меморативный аспект, требует запоминания принципов и процедур "Искусства", и, по всей видимости, диаграммы "Искусства" он рассматривает как своего рода "места". Классический пример применения математических или геометрических законов в процессе запоминания представлен в De memoria et reminiscentia Аристотеля, сочинении, с которым Луллий был знаком.

То, что луллизм как "искусная память" представлял собой запоминание процедур Искусства, дает новое толкование самой памяти. Ведь Искусство как интеллект было искусством изобретения, искусством отыскания истины. По каждому предмету он задает ряд "вопросов", основанных на аристотелевских категориях. И хотя ответы в большинстве своем предопределены принципами Искусства (ответ может быть только один, как, например, ответ на вопрос "Добр ли Бог?"), все же память при запоминании этих процедур становится методом изобретения, методом логического исследования. Здесь мы подходим к очень важному пункту, в котором луллизм как искусство памяти существенно отличается от классического искусства, направленного исключительно на запоминание данного.

К тому же в первоначальном луллизме образы совершенно не используются так, как это принято в классическом искусстве риторической традиции. Принцип стимуляции памяти с помощью эмоциональных броских образов отсутствует в искусной памяти Луллия; так же и телесные подобия, появившиеся в средневековых формах искусства памяти, даже не упоминаются в Луллиевой концепции искусной памяти. Действительно, ничто, кажется, не отстоит так далеко от классической искусной памяти, переработанной его современниками-схоластами, как искусная память Луллиева искусства. Аппарат Искусства, пролагающего себе путь вверх и вниз по лестнице сущего, состоит в запоминании заглавных букв, которые перемещаются по геометрическим фигурам, и выглядит совершенно иным по своему характеру занятием, чем построение обширных зданий памяти, оснащенных эмоциональными телесными подобиями. Искусство Луллия имеет дело с абстракциями, редуцируя даже божественные Имена буквами от Bдо К. Оно ближе к мистической и космологической алгебре и геометрии, чем к Божественной комедии или фрескам Джотто. Если его и следует называть "искусной памятью", то такой, в которой ни Цицерон, ни автор Ad Herennium не усмотрели бы причастности к классической традиции. Альберт Великий и Аквинат не смогли бы отыскать в нем никаких следов образов и мест той искусной памяти, о которой Туллий говорил как об одной из частей Благоразумия. Невозможно утверждать, что великий принцип классической искусной памяти — обращенность к зрительному восприятию — отсутствует в луллизме, поскольку запоминание с помощью диаграмм, фигур и схем есть особый род визуальной памяти. Приверженность Луллия к изображениям в форме дерева — это та точка, в которой Луллиева концепция мест тесно граничит с классической визуализацией loci . Дерево он использует в качестве особой системы мест. Наиболее характерный пример тому — Arbor scientiae , где вся энциклопедия знаний схематизирована в образе леса, корни деревьев которого суть принципы и relata Искусства, обозначенные буквами В- К(рис. 7). Среди этих деревьев есть древа Рая и Ада, добродетелей и пороков. Но среди них нет "броских" образов вроде тех, что рекомендованы искусной памятью Туллия. Их ветви и листья украшены лишь абстрактными формами и классификациями. Как и все, что охвачено Искусством, пороки и добродетели с научной дотошностью разложены на элементарные составляющие. Одним из наиболее ценных аспектов Искусства было то, что его действие фактически, порождало одни лишь добродетели, поскольку пороки "обеспорочивались" добродетелями, по аналогии с теми процессами, что происходили с элементами. [395] 395 См. The Art of R.L., p. 151–154.

Рис. 7. Диаграмма Древа. Из Arbor scientiae Луллия, ed. Lyons, 1515.

Луллизм получил широкое распространение, и это обстоятельство только в последнее время стало систематически изучаться. Благодаря своей платонической сердцевине, а также неоплатонизму Скота, луллизм вылился в течение, которое, оставшись неприемлемым для многих в эпоху господства схоластики, обосновалось в более доброжелательной атмосфере Ренессанса. Признаком популярности, которую луллизм по праву снискал во времена расцвета Ренессанса, служит интерес, проявленный к нему Николаем Кузанским. [396] 396 См. R.L. and S.E., p. 39–40; E.Colomer, Nikolaus von Kues und Raimund Lull, Berlin, 1961. В могучем потоке ренессансного неоплатонизма, берущем свое начало от Фичино и Пико, луллизм занял почетное место. Неоплатоники Возрождения распознали в нем близкие им идеи, открывавшие доступ к средневековым источникам, от которых они, в отличие от гуманистов, не отворачивались как от варварских.