Дмитрий Фролов - Советско-финскй плен 1939-1944

В распоряжении исследователей есть еще один перечень книг на финском языке, предназначенных для Грязовецкого лагеря, который несколько отличался от предыдущего. Во-первых, количество наименований книг было сокращено до 30. Во-вторых, сократилось и количество экземпляров — со 101 до 38. В-третьих, претерпел изменения список книг, он был пополнен художественной литературой: книгами русских, советских и иностранных авторов на финском языке — Салтыкова-Щедрина, Тургенева, А. Толстого, Гайдара, Кассиля, Иванова, Н. Островского, Сервантеса, Гете и других. В-четвертых, сократилось количество книг классиков марксизма-ленинизма и советских партийных и государственных деятелей до 11 наименований (14 экземпляров). Так, из списка были исключены книги Ф. Энгельса «Развитие социализма от утопии к науке», И. Сталина «Письмо с Кавказа» и «Речь на совещании первых комбайнеров и комбайнерок», А Микояна «Вопросы пищевой промышленности в связи со стахановским движением», Н. Крупской «Ленин, как редактор и организатор партийной печати». Наряду с этим, в нем остались и были добавлены такие работы, как: «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и «Крестьянская война в Германии» (Ф. Энгельс), «Классовые бои во Франции в 1848–1850 гг.» (К. Маркс), «Государство И революция» и «Экономика и политика в эпоху диктатуры пролетариата» (В. Ленин), «О некоторых вопросах истории большевизма» и «О проекте конституции Союза ССР» (И. Сталин), «Стахановско-Кривоносовское движение» (Л. Каганович) и ряд других. Сокращение данной литературы связано с тем, что из списка были исключены некоторые произведения, не имеющие и не несущие никакой идеологической нагрузки в свете работы с финскими военнопленными. Включенные же книги, очевидно, должны были стимулировать рост сознательности финских военнопленных в свете борьбы за строительство нового, коммунистического общества в Финляндии под руководством Народного правительства О. Куусинена.

Вообще же, информация о библиотеке в Грязовецком лагере весьма неполная. Кроме имеющихся в нашем распоряжении списков литературы, утвержденных УПВ НКВД СССР, и данных, приведенных в статьях Т. Малми и Л. Носыревой [210], других сведений об этой библиотеке, в ходе подготовки данной работы, в российских архивах не обнаружено. Нет упоминаний о ней и в воспоминаниях бывших финских военнопленных.

Вполне очевидно, что создание библиотеки на финском языке было необходимо для проведения просветительской работы среди финских военнопленных, так как каждый человек, с точки зрения советской идеологии, обязан был стремиться к повышению своего культурного и образовательного уровня. С последним, по мнению работников Грязовецкого лагеря, у финских военнопленных дело обстояло не лучшим образом.

Образовательный уровень военнопленных финской армии, содержащихся в Грязовецком лагере в 1940 году:

Как видно из приведенной выше таблицы, 13,8 % финнов, находящихся в лагере, были неграмотными и малограмотными, 16,1 % имели начальное образование, 51 % имели образование 4 класса, 14,8 % — окончили пять или шесть классов, и лишь 3,5 % окончили гимназию, лицей или учительские курсы. В связи с этим возникает вполне закономерный вопрос могло ли большинство финских военнопленных самостоятельно прочитать и в полной мере понять и осмыслить книги библиотеки Грязовецкого лагеря?

К большому сожалению, ни в российских архивах, ни в воспоминаниях финских пленных мной не было обнаружено никакой информации о культурно-просветительской работе среди финских военнопленных на приемных пунктах НКВД. Я считаю, что, вероятнее всего, именно из-за краткосрочного пребывания пленных в данных местах политотдел УПВИ не считал необходимым проводить там данные мероприятия, предпочитая сконцентрировать свое внимание на этом вопросе в месте, где было собрано наибольшее количество военнопленных. Однако по указанию политотдела УПВИ среди пленных уже на приемных пунктах проводилась политико-идеологическая работа.

В советских лагерях и приемных пунктах для финских пленных администрация поощряла разговоры на любые темы. Это делал ось для того, чтобы как можно скорее выяснить политическую принадлежность военнопленного и в соответствии с этим заняться его идеологической обработкой. С этой целью регулярно проводилась «разъяснительная работа» по общим вопросам жизни советских и финских людей, устраивались читки газет на финском языке, показ советских кинофильмов с финскими субтитрами. При этом, конечно, давались соответствующие пояснения и комментарии. Однако, как справедливо отмечает профессор В. Конасов, эти кинокартины какого-либо всплеска политических эмоций у военнопленных не вызывали [211].

Пропагандистская и агитационная работа с финскими военнопленными Зимней войны, судя по имеющимся в нашем распоряжении протоколам допросов, велась по достаточно прямолинейной и упрощенной схеме. Финское общество было условно разделено на три категории людей — к первой относились лояльно настроенные в отношении Советского Союза, его экономического и политического строя и т. п. Ко второй группе причислялись негативно относящиеся к СССР, русским и т. п. К третьей группе советские военные и гражданские органы относили тех, кто был нейтрально настроен в отношении Советского государства или же не определился в своих политических симпатиях. В соответствии с этим строилась политработа с финскими военнопленными.

Вполне очевидно, что такое деление ни в коей мере не соответствовало реальному положению дел. Также не вполне корректно было деление финских военнопленных на такие категории, как коммунисты, социал-демократы и шюцкоровцы. Если с первой группой было все достаточно просто и серьезных корректировок их политических убеждений не требовалось проводить, то с последними двумя возникали достаточно большие сложности. Например, шюцкоровцами, в советской трактовке, априори были приверженцы идеи Великой Финляндии, те, кто поддерживал безоговорочно всегда и во всем независимость страны от влияния соседних стран, отстаивал подавляющее положение в экономике частной собственности. Соответственно они враждебно относились к идеям социализма, организациям и движениям рабочего класса, жестоко преследовали коммунистов. К ним причислялись члены различных движений и партий, например Карельского академического союза, Народно-патриотического союза и многих других. При этом иногда ставился знак равенства между шюцкоровцами и фашистами и отнюдь не учитывалось, что многие сторонники национально-патриотических течений не имели ничего общего с фашистами. То есть в СССР существовал ярко выраженный идейно-политический стереотип, установившийся еще в конце 20-х годов и просуществовавший в умах советских людей несмотря ни на какие изменения в политической трактовке этого термина. Таким образом, из всего вышесказанного видно, в чем особенно наглядно выражался упрощенный, схематизированный подход советской пропаганды.