Борис Рубцов - Гуситские войны (Великая крестьянская война XV века в Чехии)

Если народные массы, нападая на церковь, вели объективно борьбу против феодального гнёта, то многие из польских шляхтичей и даже панов сочувствовали чешской реформации лишь постольку, поскольку надеялись использовать её для увеличения своих богатств за счёт католической церкви в самой Польше. Некоторые польские шляхтичи считали, что союз с восставшим чешским рыцарством поможет Польше в её борьбе против германской феодальной агрессии. Впрочем, время наибольшего распространения гуситских идей среди феодалов Польши относится уже к более позднему периоду — к 30-м годам XV века. В описываемое время польские феодалы ограничивали свои выступления против церкви тем, что отказывались платить десятину и другие церковные поборы. Случаи захвата владений, принадлежавших церковным магнатам и монастырям, засвидетельствованы в документах, но были сравнительно редки. Так, шляхтич Спитек из Мельштына не побоялся занять земли самого канцлера — краковского епископа Збигнева Олесницкого. Составив отряд из своих крестьян, Спитек вступил в вооружённую борьбу с епископом. Но ему помешали королевские войска. Другой шляхтич из Великой Польши, Абрагам из Збоншина в течение ряда лет вёл борьбу против церковных феодалов и также уступил лишь под натиском королевских отрядов. Впоследствии Олесницкий писал королю, что ему и его подручным пришлось приложить много усилий, чтобы искоренить гуситскую «ересь» и не допустить её распространения в польских землях.

Героическая борьба чешского народа вызвала отклики и среди трудящихся масс западнорусских земель. Среди русского, украинского и белорусского населения Литвы и Польши засвидетельствованы случаи распространения гуситских идей. В те времена, когда религия была господствующей формой идеологии, этому способствовало и то внешнее обстоятельство, что причащение из чаши было принято в обиходе восточноправославной церкви. По словам короля Владислава, многие русские переходили в ходе крестьянской войны на сторону гуситов. В числе организаторов и первых бойцов Табора мы встречаем русские имена. Несколько позже Олесницкий писал папскому легату, что при продолжении войны против Чехии следует опасаться «не только чешских еретиков, но ещё более русских схизматиков, придерживающихся греческой [153] веры, ибо они сходны с чехами многими пунктами, а именно — принятием причастия под двумя видами, бедностью духовенства и многими иными заблуждениями, а также имеют один с чехами язык». Впоследствии, во время пребывания в Чехии вспомогательного литовского отряда под командой Сигизмунда Корибутовича, направленного литовским князем Витовтом, из уроженцев русских земель, сражавшихся бок о бок с чехами, был составлен особый отряд, которым командовал князь Фёдор, известный под прозванием Острожского. Так крепло и выковывалось уже в далёкие времена средневековья боевое содружество братских славянских народов в борьбе против феодально-католической реакции.

Антифеодальная борьба чешского крестьянства всколыхнула народные массы германских и австрийских земель, активизировала выступления городского плебса и крестьян против феодальной эксплуатации. В 1415–1420 годах во многих крупных городах германских княжеств происходили народные выступления. Почувствовав опасность, феодалы поспешили принять свои меры. Специально собранный в Зальцбурге церковный синод утвердил особые решения о пресечении деятельности народных проповедников, о жестоких казнях и пытках для «еретиков». Но никакие репрессии не могли остановить распространения антифеодальных учений восставшего чешского народа. Немецкие крестьяне и городские низы с жадностью ловили каждое известие о разгоравшейся борьбе своих чешских братьев по классу. Они поддерживали и укрывали проповедников от ищеек инквизиции. Многие отдали в эти годы свою жизнь за общее дело борьбы трудящихся против феодального строя. В Мейссене был сожжён в 1417 году изгнанный из Праги Николай Дрезденский. В Магдебурге взошёл на костёр магистр Якоб Бремер, распространявший взгляды Гуса. В Регенсбурге сожгли по такому же обвинению Ульриха Грюнледера. И в дальнейшем продолжались казни немецких гуситов. В 1424 году отдали свою жизнь проповедники, распространявшие «чешскую ересь» — Иоганн Драндорф и Петер из Турнау. Костры инквизиции загорелись не только в Тюрингии и Баварии, но и в Бранденбурге и в далёких западных областях Священной Римской Империи, вплоть до берегов Северного моря и устья Рейна. Но ничто не могло помешать распространению гуситских идей. Многие [154] сторонники гуситов бросали родные места, уходили в Чехию, чтобы влиться в ряды восставших. Среди героических защитников Табора насчитывалось немало немцев, особенно из Тюрингии и Саксонии, а также выходцев из австрийских земель.

Отзвуки героической борьбы чешского народа достигли и крайнего запада Европы. Из далёкой Англии революционные сектанты — лолларды — ещё при жизни Гуса обращались с письмами в Прагу. Лолларды рассказывали о жестоких притеснениях, которым они подвергаются у себя на родине, и говорили, что видят в чехах товарищей по борьбе. В 1417 году в число пражских священников был принят англичанин Пётр Пэйн, прошедший впоследствии путь от умеренного чашника до революционного таборита. В 1418 году в Прагу прибыли беглецы из Фландрии, подвергавшиеся на родине репрессиям за свои «еретические» взгляды. Они подчёркивали, что Чехия являлась в ту пору в глазах трудящихся всей Европы той страной, где они видели приближение к идеалам евангельской свободы. Эти беглецы нашли себе убежище в Чехии, но вскоре значительная их часть выехала из страны, разнося идеи крестьянской войны по многим странам феодальной Европы.

Статуя Яна Гуса на памятнике Мотеру в Борисе

Революционное выступление чешского народа вызвало, таким образом, многочисленные отклики в средневековой Европе и имело большое международное значение. Прежде всего, события в Чехии активизировали классовую борьбу трудящихся в других странах, укрепляли их веру [155] в свои силы, их надежду на освобождение от ярма эксплуатации. Кроме того, восставшие чешские крестьяне дали идеологическое оружие угнетённым в их борьбе против эксплуататоров, помогали им сплотиться и объединиться, способствуя тем самым подъёму классовой борьбы народных масс на более высокую ступень.

В самоотверженной борьбе чешских крестьян и городской бедноты феодальная реакция, возглавляемая папским Римом, увидела для себя смертельную опасность. Восставший чешский народ поднял руку на материальные интересы церкви, угрожая её веками накоплявшимся землям и богатствам. Но, как ни велики были материальные потери католической церкви в Чехии, морально-политический ущерб, понесённый ею во всеевропейском масштабе, был для католической иерархии страшнее и опаснее. Впервые в истории средневековой Европы были поколеблены самые устои католицизма; впервые целая страна осмелилась вступить на путь открытой вооружённой борьбы против оплота феодализма — церкви; впервые было поднято знамя, к которому отовсюду стекались добровольные бойцы; впервые прозвучал с такой силой обращенный ко всему миру призыв к активной борьбе против всевластия духовенства, и впервые был показан живой пример такой вооружённой борьбы — пример, вызывавший везде сочувствие угнетённых и эксплуатируемых масс.