Франсуа Инар - Сулла

Как вполне естественно в подобном случае, чувство незащищенности и страха перед разразившейся гражданской войной вызвало цепную реакцию ужасов, которым, казалось, слепо вторит природа. Распространялся слух, что три ворона положили своих птенцов на улицу и съели их на месте. Рассказывали также, что крыса-самка, обгрызавшая золото со статуй одного храма, схваченная, произвела потомство — пять крысят и съела троих. И еще говорили главным образом о сверхъестественных явлениях, которые усиливали и продлевали ужас: самопроизвольно загорелся огонь в деревянных решетках оград, установленных в храме, и большого труда стоило их затушить. Наконец, в то время, как небо было чистым и без единого облачка, послышался пронзительный и мрачный звук, который продолжался и наполнял ужасом всех жителей Города. Сенат специально занимался знамениями: у него было заседание по этому поводу в храме Беллоны на Марсовом поле, в нескольких сотнях метров от Капитолия. Однако в момент дебатов влетел воробей с кузнечиком в клюве; часть он обронил, а с остатками улетел. Авгуры толковали этот знак как начало глубокого разногласия между клокочущим плебсом (кузнечик) и землевладельцами (воробей).

Ко всем этим внутренним волнениям, которыми боги, казалось, предупреждали римлян о катастрофических последствиях, добавлялась внешняя угроза, которую следовало воспринимать очень серьезно. Ведя губительную политику и надеясь извлечь из нее личную выгоду, проконсул Азии в 89 году Гай Кассий и легат Маний Аквиллий подтолкнули царя Вифинии вести политику агрессии против Митридата. В ответ последний развязал настоящий всеобщий конфликт: осенью он захватил Каппадокию и разбил армию Никомеда в Пафлагонии. Кассий и Аквиллий не предвидели, что военные действия примут такой оборот. Так как им не было поручено вести войну против Митридата, они располагали только довольно скромными военными силами, совершенно неспособными одержать верх над бесчисленными и жестокими солдатами царя. И очень скоро события обернулись трагедией: Кассий, разбитый на севере своей провинции, укрылся в Апамее, затем на Родосе; проконсул Сицилии Квинт Оппий ретировался после поражения в Лаодокии. Но Митридат дал знать жителям Города, что не произведет никаких актов расправы, если ему выдадут проконсула; что, очевидно, было сделано. Несчастного провели почти всюду, впереди его шли ликторы и двигался уничижительный кортеж. Митридат оставил его в живых только для того чтобы иметь возможность выставить напоказ проконсула римского народа плененным и смешным. Обращение, которое он подготовил для Аквиллия, было более жестоким: солдаты захватили его в Митилене, доставили в Пергам, привязали к ослу и заставили кричать: «Я, Маний Аквиллий, магистрат римского народа». Затем он был убит с помощью средства, явно изобличающего римскую жадность: ему в горло влили расплавленное золото.

Казалось, ничего не должно было теперь остановить победу Митридата: практически вся Азия воссоединилась с ним, называя его Богом, Отцом и Спасителем. Нужно сказать, что в этом смысле он позаботился развернуть умелую пропаганду: выказывал особое великодушие по отношению к азиатам, бывшим союзникам римлян, к последним же, наоборот, относился с безжалостной жестокостью. Таким образом он разжег настоящее расистское движение против всего, что было италийским или римским, и кульминацией стало уничтожение в один назначенный им день всех азиатских римлян, имущество которых было конфисковано и поделено.

Эта «Азиатская вечерня» была скрупулезно подготовлена Митридатом как в психологическом плане, так и в плане самой организации. Каждый город получил указания, которые предписывали, что нужно было убивать не только всех, в ком текла италийская кровь, взрослых и детей, но и рабов и приближенных этих людей. Были даже уничтожены их жены, часто дочери этой страны, потому что считалось, что хотя они и были восточного происхождения, но в некотором роде «заразились» от контакта с италиками.

В общем, в этот день нашли смерть примерно 80 000 человек, часто при ужасных обстоятельствах. Как только началась резня, несчастные италики искали убежище в храмах, откуда их вытаскивали и убивали, как в Эфесе. В Траллах сначала отрубали руки у тех, кто хватался за статуи богов. В Пергаме даже не утруждали себя тем, чтобы вытащить жертвы из храма Эскулапа: они были убиты дарохранительницами. Очищение некоторых городов сопровождалось даже пытками: в Кавне собрали всех, кого должны были убить, и убили сначала детей на глазах у родителей, затем жен на глазах у мужей, и мужчин в последнюю очередь. В другом месте утопили детей вместе с теми, кто хотел спастись морем. Некоторым из них удалось выбраться: тем, кто вовремя сменил тогу на какую-нибудь местную одежду.

Убийство безобидных торговцев маслом и вином, часто сильно интегрированных в местную жизнь, имело явное направление: оно показывало, что весь Восток полностью не потерпит больше римского присутствия. И особую озабоченность у Рима вызывало то, что флотилии Митридата не были «заперты» в Понте Эвксинском (Черное море): римский флот в Босфоре сдался, открыв им таким образом проходы в Средиземное море. Затем антиримское движение достигло Греции: знаменательно, что в Афинах народная «партия» откровенно выступила за Митридата, царя Понта. Наконец, Митридат организовал контакты с мятежниками Союзнической войны и некоторыми италийскими союзниками, находившимися в Африке и Испании.

Римлянам было от чего беспокоиться, и подготовка к войне, которую они намеревались развернуть против Митридата под командованием Суллы, была намного серьезнее подготовки карательной экспедиции, призванной отомстить за своих убитых «братьев».

Но чтобы предпринять далекую экспедицию, нужно закончить операции в Италии, или, по крайней мере, освободить достаточное количество войск. Сулла располагал той же армией, которой он командовал в 90 году в качестве легата консула Цезаря, затем в 89 году сначала как легат консула Луция Порция Катона, затем в качестве замещающего консула, когда тот нашел смерть в стране марсов. Много раз приводил эту армию к победе, и теперь она продолжала операции в Кампании перед городом Нол. Со своей стороны, два проконсула продолжали войну, один в Апулии (современная область Апулия): Квиит Цецилий Метелл Пий, который был не кем иным, как подозрительным кузеном Цецилии Метеллы, на которой Сулла только что женился; другой — Гней Помпей Страбон, отец великого Помпея, немного дальше к северу, в Амбруццах, против двух откровенно мятежных народов, вестипов и пелигнов. Итак, пока проходили эти военные операции в Италии, климат в Риме стал взрывоопасным. Один из трибунов плебса, Публий Сульпиций, видевший в себе наследиика Друза, кажется, заключил секретный пакт с Марием: последний берет на себя обязательства поддерживать программу реформ трибуна, в частности, касающихся включения новых граждан в тридцать пять триб таким образом, чтобы предоставить им большинство. Взамен на это Сульпиций пообещал Марию, который, несмотря на свой возраст и славу, горел желанием сразиться с Митридатом, заставить принять закон, отстраняющий Суллу от командования азиатской армией в его пользу. Это последнее условие договора должно было оставаться в секрете, и пока говорили только об общих проектах трибуна, в частности о проникновении новых граждан во все избирательные единства, вызывавшем возражения в сенате, а также проекте, касавшемся большинства «старых римлян», «граждан Рима», которые с трудом представляли себе, как это можно лишить их права голоса в пользу «чужих».