Пётр Кошель - История российского сыска

30 мая 1937 года была проведена очная ставка между Корком и Уборевичем, на которой Корк утверждал, что Уборевич в 1931 го­ду входил в правотроцкистскую организацию. Возражая Корку, Мюревич заявил: «Категорически отрицаю. Это все ложь от нача­ла до конца. Никогда никаких разговоров с Корком о контррево­люционных организациях не вел».

Но показания Уборевича были крайне необходимы, и эти по­казания были вырваны у него силой.

Бывший сотрудник НКВД СССР Авсеевич показал: «В мае месяце 1937 года на одном из совещаний помощник на­чальника отдела Ушаков доложил Леплевскому, что Уборевич не хочет давать показания. Леплевский приказал на совещании Уша­кову применить к Уборевичу физические методы воздействия».

Вскоре после этого Уборевич подписал два заявления на имя Ежова, в которых признавал свое участие в военном заговоре. Подписал он и протокол допроса с признанием своей вины.

Сталин лично занимался вопросами следствия по делу о воен­ном заговоре. Получал протоколы допросов арестованных и почти ежедневно принимал Ежова, а 21 и 28 мая 1937 года и заместителя наркома Фриновского, непосредственно участвовавшего в фаль­сификации обвинения.

Случалось и так, что допросы подследственных проводились с участием членов Политбюро ЦК. Отдельные данные об этом со­держатся в некоторых показаниях арестованных бывших работ­ников НКВД. Так, бывший начальник отдела охраны НКВД И. Я. Дагин 15 ноября 1938 года показал:

«Как обставлялись очные ставки, на которых по решению ЦК присутствовали члены Политбюро? Об очных ставках заранее предупреждали всех следователей, которые не переставали «нака­чивать» арестованных вплоть до самого момента очной ставки. Больше всех волновался всегда Ежов, он вызывал к себе следова­телей, выяснял, не сдадут ли арестованные на очной ставке, инте­ресовался не существом самого дела, а только тем, чтобы следст­вие не ударило лицом в грязь в присутствии членов Политбюро, а арестованные не отказались бы от своих показаний. Уговарива­ния и запугивания продолжались даже в комнатах, где рассажива­ли арестованных перед самым вызовом на очную ставку. Известные мне очные ставки с присутствием членов Политбюро готовили Ни­колаев, Рейхман, Листенгурт, Ушаков — сотрудники Особого отде­ла НКВД СССР, принимавшие участие в расследовании дел по военному заговору, и другие. Накануне очных ставок срочно заго­товлялись новые протоколы, подкреплявшие те показания, кото­рые должны были дать арестованные на самой очной ставке. То же самое делалось и после очных ставок».

24 мая 1937 года, через два дня после ареста Тухачевского, По­литбюро ЦК ВКП(б) вынесло постановление:

«Поставить на голосование членов ЦК ВКП(б) и кандидатов в члены ЦК следующее предложение: ЦК ВКП получил данные, изобличающие члена ЦК ВКП Рудзутака и кандидата ЦК ВКП Тухачевского в участии в антисоветском троцкистско-правозаговорщицком блоке и шпионской работе против СССР в пользу фа­шистской Германии. В связи с этим Политбюро ЦК ВКП ставит на голосование членов и кандидатов ЦК ВКП предложение об ис­ключении из парши Рудзутака и Тухачевского и передачи их дела в Наркомвнудел».

25—26 мая 1937 года опросом членов ЦК и кандидатов в члены ЦК было оформлено и подписано Сталиным соответствующее постановление.

После ареста Якира и Уборевича решением Политбюро от 30 мая 1937 года, а затем от 30 мая—1 июня 1937 года опросом чле­нов ЦК ВКП (б) и кандидатов в члены ЦК было оформлено и под­писано Сталиным постановление:

«Утвердить следующее предложение Политбюро ЦК: ввиду поступивших в ЦК ВКП(б) данных, изобличающих члена ЦК ВКП(б) Якира и кандидата в члены ЦК ВКП(б) Уборе­вича в участии в военно-фашистском троцкистском правом заго­воре и в шпионской деятельности в пользу Германии, Японии, Польши, исключить из рядов ВКП и передать их дела в Нар­комвнудел».

30 мая 1937 года Политбюро приняло решение: «Отстранить тт. Гамарника и Аронштама от работы в Наркома­те обороны и исключить из состава Военного совета как работни­ков, находящихся в тесной групповой связи с Якиром, исключен­ным ныне из партии за участие в военно-фашистском заговоре».

Гамарник в это время был болен и находился у себя на кварти­ре. 31 мая 1931 года заместитель начальника Политуправления РККА А. С. Булин и начальник управделами НКО И. В. Смородинов по приказанию Ворошилова приехали к Гамарнику и объя­вили ему приказ НКО об увольнении из РККА. Сразу же после их ухода Гамарник застрелился.

На следующий день в «Правде» и других газетах было опубли­ковано: «Бывший член ЦК ВКП(б) Я. Б. Гамарник, запутавшись в своих связях с антисоветскими элементами и, видимо, боясь ра­зоблачения, 31 мая покончил жизнь самоубийством».

1—4 июня 1937 года в Кремле на расширенном заседании Во­енного совета при наркоме обороны СССР с участием членов Политбюро обсуждался доклад Ворошилова «О раскрытом орга­нами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА». Кроме по­стоянных членов, на Военном совете присутствовали 116 воен­ных работников, приглашенных с мест и из центрального аппа­рата Наркомата обороны. Необходимо отметить, что к 1 июня 1937 года двадцать членов Военного совета уже были арестованы как «заговорщики».

Перед началом работы Военного совета все его участники бы­ли ознакомлены с показаниями Тухачевского, Якира и других «заговорщиков». Это создало напряженную атмосферу с самого первого дня работы совета.

Широко использовав сфабрикованные следствием ложные показания арестованных, Ворошилов в докладе утверждал (цити­руется по стенограмме):

«Органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существо­вавшая и безнаказанно орудовавшая строго законспирированная контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии... О том, что эти люди — Ту­хачевский, Якир, Уборевич и ряд других людей — были между собой близки, это мы знали, это не было секретом. Но от близости, даже от такой групповой близости до контрреволюции очень далеко...

В прошлом году, в мае месяце, у меня на квартире Тухачевский бросил обвинение мне и Буденному в присутствии тт. Сталина, Молотова и многих других в том, что я якобы группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю поли­тику и т. д. Потом на второй день Тухачевский отказался от всего сказанного... Тов. Сталин тогда же сказал, что надо перестать пре­пираться частным образом, нужно устроить заседание ПБ и на за­седании подробно разобрать, в чем тут дело. И вот на этом заседа­нии мы разбирали все эти вопросы и опять-таки пришли к преж­нему результату».

Ворошилов в докладе призывал «проверить и очистить армию буквально до самых последних щелочек», заранее предупреждая, что в результате этой чистки «может быть, в количественном вы­ражении мы понесем большой урон».