Виталий Полупуднев - У Понта Эвксинского (Том 2)

Едва заметная дорожка уходит от ключа, ныряет в зеленые заросли и снова появляется уже за тополями, на пасеке, что подобно лагерю раскинулась среди некошеного луга. Долбленые ульи, как шатры многочисленного войска, полукругом расположились невдалеке от хижины - землянки с крышей, поросшей лебедой.

Баксаг Пахорукий, высокий сухой старец, невесомо легкий в движениях, кажется и в самом деле колдуном. Его костлявое лицо-череп обтянуто коричневой кожей, цвет которой выглядит еще темнее по сравнению с белой длинной бородой, пожелтевшей около рта. Из-под войлочного колпака ясно и внимательно смотрят бесцветные глаза.

Он возится с долбленым жбанком-дуплянкой, наполняет его медом, прикрывает деревянным кружком и обматывает лыком.

Услышав треск кустов и торопливые шаги внука, усмехается и бросает косой взгляд.

- Опять бегал по степи, как жеребенок? - добродушно замечает старик.

Но внук не слышит его. Он уже напился из колоды холодной воды, сутулясь присел у костра и подкладывает в огонь сухие палки. При этом дергает худыми плечами и выставляет лопатки.

- Чудной растешь ты, Савмак,- замечает, не повышая голоса, старик,- по росту - вроде пора уже парнем быть, а весь вид твой и нутро совсем как у дитяти малого.

- А в степи я видел ослов. Ух, гоняют, как ветер!

- Ты что, ослам под пару быть хочешь?.. Тоже гоняешь! С ребятами не водишься, работать не любишь!.. А старшина ворчит, ругается!

- Как не люблю работать? - вскидывает внук кудлатую голову.- Я работаю!.. Вот побуду у тебя, помогу тебе и опять пойду в поле, куда старшина пошлет. Хочется мне побыть в степи, посидеть на кургане, посмотреть всё... Разве это плохо?

- Что это всё?.. В степи многого не увидишь!

- А если ехать далеко-далеко! Верхом на коне. Тогда можно увидеть много!..

Савмак устремляет взор мимо деда и пчельника, в те самые голубые просторы, в которых ничего особенного будто и нет, а что-то зовет, манит, заставляет сладко сжиматься сердце и отстукивать неслышным голосом: "Вперед! Вперед!" Там, далеко, есть что-то особенное. Но что?.. Вот поглядеть бы!..

Старик внимательно, с любовью и внутренней печалью смотрит на внука и опускает сморщенную ладонь на его взлохмаченную голову.

- Очнись!.. Рано попал ты на глаза степным духам!.. Полюбился им! Заманят они тебя, несчастного, заведут!

- А куда?.. Куда, дедушка, они заведут меня? - с живостью спрашивает внук. - Ну, пусть заведут, я хочу посмотреть всё...

- Опять всё!.. Да ведь не под силу человеку всё увидеть!.. Жизни не хватит!.. Свет велик!..

- А почему?.. Надо ехать и ехать всё вперед!.. Увидишь, как люди живут, по морю корабли ходят, по земле разные звери бегают...

Нет, не то!.. Мальчишка не мог передать того, что томило и звало его, не понимал, чего он хочет. Он только начал открывать глаза на мир, чувствовал непонятное волнение. И сейчас опять убежал бы туда, на курган, смотреть на вечереющее небо и слушать беззвучные сказки собственного сердца.

- Вчера большая ватага конных проезжала мимо той вышки, что справа.

- Ты видел? - насторожился старик.

- Видел своими глазами. Все с копьями... А ты уже не смог бы драться копьем?

- Драться копьем?.. Когда-то дрался. Прошло мое время. Душа стала летучей, вот-вот выпорхнет из тела - и была такова!

Баксаг наклонился к костру и стал помешивать деревянной ложкой кашу в закоптелом горшке.

- Счастливый ты, дедушка! Много видел, на коне скакал, воевал...

- В те времена мы все верхом ездили и носили оружие. Нельзя было иначе. Очень беспокоили нас степные сколоты. Хлеба они, как и сейчас, не сеяли, а грабить любили!.. Приходилось пахать, держа одной рукой ручку плуга, а другой - меч!

- А оружие кто вам давал?

- Сами ковали. Да ж от греков боспорских получали немало. Не даром, а в обмен на хлеб, просо, полбу. Тогда царские земли до нас не доходили, и мы считались свободными сатавками. Я уже рассказывал тебе. Тогда мы жили между кочевниками, что в степях на западе, и эллинами на востоке. С одними воевали, с другими торговали.

- Сколь дивно это!.. Я тоже хотел бы пахать с мечом в руке!.. Тогда ведь лучше было?

- Всякое бывало. В те времена мы сами себе хозяева были. Земля принадлежала богу Папаю. Кто ее пахал, тому она и родила. И если удавался урожайный год, то всем хлеба хватало до нового. И дань царю скифскому вносили, и эллинам в обмен за одежду и железо отдавали немало. Ну и сами ели почти всегда досыта.

- А теперь хуже, правда?

- Теперь землю взял себе боспорский царь Перисад, дай ему бог здоровья. Для него хлеб сеем, а не для себя... Уродило или нет, все едино - царю хлеб, а нам мякина!..

Баскарг вздыхает и, накрошив мелко кореньев, бросает их в кашу. Полуслепой Аримасп, махая кудлатым, усаженным репьями хвостом, смотрит на старика слезящимися глазами. Он тоже стар и доживает век на пчельнике вместе с хозяином.

Все трое ужинают. Люди - деревянными ложками из глиняного горшка, собака - из дубового корытца. Беседа продолжается.

- А какой он, царь?

- Когда-нибудь увидишь... Может, угодишь нашему старшине, он возьмет тебя на праздник к Великому дубу. Там и царь бывает.

Савмак хорошо знает о празднике урожая, и его сокровенная мечта попасть туда. Он вздыхает.

- Да, я хотел бы поклониться священному дубу. А еще больше хочу воевать, как ты воевал в старину!.. Со степняками!

- Теперь все изменилось. Степная Скифия живет по-иному. Раньше скифский царь никогда не появлялся в наших степях чаще одного раза в году. Жил он где-то далеко, на реке Борисфене... А ныне он город построил, Неаполь, и поселился в нем. Имя царю - Скилур... Мудрый царь!.. Он запретил своим витязям нападать на нас и грабить, но задумал всю Тавриду забрать себе... И Боспор тоже... Эллинов хочет совсем изгнать!

- Изгнать? Нехорошо это!.. Они же помогали вам воевать против степняков. Оружие вам давали.

Старик опустил ложку и с удивлением, смешанным с досадой, поднял седые брови. Словно впервые увидел внука.

- Смотрю я на тебя, Савмак, и дивлюсь. Ростом ты выше меня скоро будешь, а глуп. Не разумеешь - где добро, где худо! Куда глупее Аримаспа.

Пес, услышав свою кличку, поднял тупую морду и замахал свалявшимся хвостом.

- Сам рассказывал, дед, а теперь сердишься! - насупился внук, облизывая ложку. Он не понимал, за что сердится старик.

- Поживешь - поймешь.

- А ты расскажи мне толком, вот я и пойму.

- Не сейчас. Уже вечереет, пора принести жертву духам ночи.

Солнце касалось верхушек кустов и стало огненно-красным.

Баксаг успел до сумерек совершить медовое жертвоприношение меж двух шестов с надетыми на них лошадиными черепами, как известно, отгоняющими от ульев злых ночных демонов.

Закончив это важное дело, старик совершил молитву и, опустившись на обрезок колоды, подбросил хвороста в костер. Внук лежал на животе и дремал, держа во рту сухой стебелек донника.