Дональд Портер - Белый индеец

Гонка сидел в стороне, задумчиво глядя в огонь.

Пир закончился, алгонкины ушли, а сенека разбили лагерь и стали устраиваться на ночлег. Гонка так и остался сидеть у костра, неподвижно, скрестив руки на груди. Лишь глубокой ночью ближайшие его помощники, имевшие право спать рядом с ним, проснулись от негромкого звука.

Великий сахем напевал какую-то мелодию, но воины не могли разобрать слов.

Индейцы вежливо заткнули уши. Ведь только Гонка и первый хранитель веры имели право прямо говорить с самим Великим Духом, богом, отцом всех Маниту, и подслушивать их было невежливо. Вомины не хотели навлекать на себя гнев собеседников, хотя трудно было сказать, чья кара представлялась им более ужасной.

Гонка закончил молиться и уснул. С первым же лучом солнца он поднялся, и вскоре сенека пустились в долгий путь домой.

Теперь они шли на запад, пока не добрались до реки Коннектикут. Двигаться вдоль берега было легче, чем прокладывать тропу в зарослях, и Гонка побаловал воинов. Они заслужили награду.

Скоро сенека подошли к городу и форту Спрингфилд.

Разведчики доложили великому сахему, что впереди находится город бледнолицых и форт, сложенный из бревен. Стены его высоки, и нельзя сказать, сколько человек защищает город.

Бледнолицые не отваживались заходить на землю сенека, и Гонка не был с ними в ссоре. В прежние годы английские и французские торговцы приезжали к нему с подарками, и он знал, что у бледнолицых много хороших вещей.

Из далекой страны они привезли острые топоры и чудесные ножи, а еще огненные палки. Такой палкой можно было издалека убить или искалечить человека. Но Гонке не нравилось их оружие. Стрелы и дротики сделали сенека величайшими воинами, и он не желал изменять обычаям предков.

Однако бледнолицым принадлежало еще много других хороших вещей. Может быть, это богатство поможет рассеять пустоту внутри, возникшую после смерти сына. Победа над оттава разожгла аппетит Гонки, а трусость алгонкинов лишила его возможности завоевать новую славу.

Отряд остановился. Воины спрятались в лесу, ожидая наступления ночи.

Две недели назад Джед Харпер с восторгом узнал о рождении первенца. Минни чувствовала себя не очень хорошо, и он привез ее в форт, где она и оставалась под присмотром врача до самых родов.

Самому Джеду пришлось вернутся на ферму в пяти милях от городка. Урожай не мог ждать, и Джед трудился от восхода до заката, собирая дыни, тыквы, кукурузу, лук и горох, чтобы маленькой семье хватило продуктов на долгую зиму.

Закончив работу, он вернулся в Спрингфилд за женой ребенком, но доктор решил, что Минни должна остаться в форте еще на день-другой. Джед остался с семьей.

На беду, настал его черед нести караул в форте. Вот уже два года индейцы не показывались в окрестностях Спрингфилда, так что часовым приходилось лишь поглядывать с наблюдательного поста, нет ли кого в лесу за стенами города. Ночь была темной, тяжелые облака затянули небо, и Джед все равно ничего не заметил бы, даже если б старался.

На вахту Джед прихватил с собой бутылку рома. Нет лучшего подарка для скучающего часового, и друзья чудесно проводили время, выпивая за здоровье нового колониста.

Ополченцы и не подозревали, что их ждет.

Джед ощутил какое-то движение сзади, обернулся и увидел рослого индейского воина. Череп хрустнул под каменным топором, и больше Джед ничего не чувствовал. ловкие сенека двигались молча. Одна группа проникла в форт, другая пошла по домам. Гонка приказал не брать пленников и никого не оставлять в живых. Воины точно исполняли приказ.

Времени было мало, и они забирали только кухонные принадлежности, одеяла, топоры и ножи.

Всего в ту ночь погибло сто восемьдесят девять мужчин, женщин и детей, и это был самый страшный налет за всю историю форта. Ни поселенцы, ни офицеры, ни власти Массачусетса впоследствии так и не смогли установить, кто совершил налет, и никому и в голову не пришло подозревать сенека, живших далеко на западе, по берегам озера Онтарио, в землях, принадлежавших колонии Нью-Йорк.

Гонка поспевал всюду. Он носился по трем улочкам городка, проверяя, как выполняются его приказы. Воины не смели брать больше того, что могли донести до далекого дома.

Торопясь в форт, Гонка с радостью отметил, что им не оказывают сопротивления. Воины продвигались от комнаты к комнате, истребляя бледнолицых.

В маленькой комнате в своей постели только что погибла молодая женщина. Простыни были залиты кровью, а воин уже поднял топор на ребенка, лежавшего рядом с матерью.

Минни Харпер так и не успела сменить сыну пеленку, так что младенец лежал голышом Гонка увидел крепкого, здорового мальчика и внезапно приказал:

- Убери руки!

Воин отвел топор.

Гонка подошел к кровати.

Малыш посмотрел на него. В детских глазах не было ни страха, ни удивления.

Великий сахем рассмеялся.

Ребенок улыбнулся и загугукал в ответ.

Это решило дело. Гонка взял малыша и неуклюже завернул его в одеяло. Сын, долгожданный сын. Теперь Ине есть кого взять на руки, и будущее рода обеспечено.

Он назовет сына Ренно, в честь бога плодородия, которого будет чтить до конца дней своих.

Через полчаса после начала налета индейцы бесшумно ушли, и единственным оставшимся в живых из всех обитателей форта стал младенец по имени Ренно.

Глава 2.

Сенека жили в больших домах из обтесанных бревен, обшитых толстой корой вяза. В каждом доме жили родственники и члены одного клана. Но великий сахем, Гонка, хотя и входил в клан медведя, жил отдельно, как и полагалось великому сахему.

Домик его был построен также, как и другие, но гораздо меньше двадцать пять футов в длину и девятнадцать в ширину. Над входом красовались лосиные рога, а еще выше - вырезанная и раскрашенная красной краской эмблема клана медведя.

В центре комнаты, в выложенном камнями очаге, всегда горел огонь. Прямо над очагом в крыше было сделано отверстие, а над ним на четырех столбиках лежала плита, закрывая пламя от дождя и мокрого снега. Ветра не было, весь дым уходил наружу, и в домике почти не было копоти.

Вдоль стены тянулся ряд деревянных сундуков. Одни были покрыты шкурами и мехом и использовались в качестве кроватей, в других хранились одежда, оружие, инструменты и другие вещи, не поместившиеся на колышках, вбитых в противоположную стену.

Кровать Ренно была вдвое меньше, чем те, на которых спали его родители. Он мог жить здесь только до семи лет, а потом должен был перебраться в большой дом для мальчиков. Великий сахем и его семья не пользовались особыми привилегиями, и единственным предметом роскоши в доме был чугунный котелок из города бледнолицых.

Ина посмотрела на сына. Мальчик спал под мягким одеялом из чудесной теплой материи, взятой в городе бледнолицых. Не стоило брать его сейчас с собой. Потом малышу будет только холоднее.