Дональд Портер - Белый индеец

Все вышли на улицу. Сун-а-и повернулся к отряду и подал знак. Все выстроились у него за спи ной.

Гонка поднял руку, прощаясь сразу со всеми воинами, и только глаза его блеснули при взгляде на старшего сына.

Город еще спал, когда отряд миновал частокол, пересек кукурузное поле и углубился в лес. Воины бежали рысцой, и должны были выдержать этот шаг долгое время. Таков был один из военных секретов сенека, и каждый мальчик учился ему с детства. Даже вождь, которому давно уже исполнилось сорок лет, спокойно выдерживал заданный темп.

Младшие воины добыли дичь, развели костер и ждали остальных на маленькой полянке. Воины радовались, что отправились в поход, но говорили тихо, чтобы голоса не разносились по лесу.

Эл-и-чи подошел к брату, и они уселись бок о бок, с ломтями жареной оленины в руках.

- Йала приходила проститься с тобой сегодня утром? - осторожно спросил Эл-и-чи, искоса взглянув на кожаный мешочек.

Ренно кивнул.

- Она сделала тебе подарок.

- Да, - Эл-и-чи еще слишком мал для таких разговоров.

Младший брат с трудом удержался от смеха.

- Она очень нравится нашей матери и тетке.

Ренно оживился.

- Надеюсь - но почему ты так уверен?

- Я слышал, как они говорили об этом с отцом.

- Что он сказал?

Эл-и-чи пожал плечами. Обычно, когда речь шла о браке, все решали женщины, и только если у мужчин имелись серьезные возражения, им позволяли высказать свою точку зрения.

- Ба-лин-та, - продолжал младший брат, - много раз говорила Йале, что ждет не дождется, когда они станут сестрами.

Ренно скривился. Жаль, что девочек, в отличие от мальчиков, не учат держать язык за зубами.

- Мне бы тоже этого хотелось. Самая красивая девушка ирокезов станет моей сестрой!

- Ты болтаешь совсем как Ба-лин-та, - сказал Ренно и взял еще кусок мяса.

Эл-и-чи тихо рассмеялся. Он во всем брал пример с Ренно, и в свое время тоже женится на очень красивой девушке.

Ренно оценил восхищение брата и смягчился.

- Только смотри, не говори об этом никому, кроме членов нашей семьи.

- Да уже весь город знает, что вы с Йалой думаете друг о друге.

Ренно было приятно, что другие люди интересуются его делами. Он радовался, что семья одобряет их отношения, и надеялся, что родители Йалы тоже довольны. Но теперь не время думать о таких вещах. Если воин в походе только и будет делать, что болтать о женщинах, то непременно попадет в беду.

На ночь в лесу выставили часовых, а остальные уснули прямо у костра. Все встали до рассвета, доели остатки мяса, напились воды из ручья и двинулись в путь. День пролетел незаметно.

На вторую ночь жители деревни онондага принесли им горячей похлебки, так что можно было не разводить костер. Впереди лежали земли могавков, и третью ночь воины провели под крышей братьев-ирокезов.

На четвертые сутки обстановка изменилась. Теперь они шли на север, по охотничьим угодьям гуронов, и скоро вышли к большой реке. Бледнолицые из Квебека называли ее рекой Святого Лаврентия.

С этого дня воины больше не разводили костров, не охотились и ели только сырую рыбу, добавляя к скудному рациону вяленую оленину и горсть сушеной кукурузы. Отряд разделился на три колонны по десять человек в каждой, во главе каждого звена стоял старший воин. Никто не должен был говорить, ни днем, ни ночью.

По носам выставляли трех дозорных, а лагерь разбивали только в таких местах, где к нему нельзя было подойти незамеченным. Каждый спал, держа под рукой лук и стрелы.

Однажды Сун-а-и сказал, что им остался один дневной переход.

У Ренно пересохло во рту. А вдруг ему доведется встретиться с бледнолицым гуроном? Хотя, может быть, им еще рано встречаться. Ренно знал, что легко устоит в схватке против обычного воина, но для такого испытания опыта у него пока мало.

Последний отрезок пути они шли с величайшей осторожностью, крадучись перемещаясь от одного дерева к другому, стараясь всегда оставаться в тени.

И вот к полудню отряд вышел к великой реке. Город гуронов стоял на противоположном берегу. Неподалеку в реку впадал ручеек. Воины напились, поели и притаились в густ ом кустарнике. Сун-а-и хотел дождаться ночи.

Ренно назначили в дозор, наблюдать за дальним берегом, и теперь он прислушивался к незнакомым звукам, глядя на воду и вражеский город, лишь изредка прикрывая глаза, чтобы снять напряжение.

Кто-то подошел к нему, и Ренно не оглядываясь узнал Эл-и-чи.

На поверхности воды появилось пятнышко. Ренно поднял глаза на верхушки деревьев, а потом снова посмотрел на воду. Пятнышко пропало, но тут же мелькнуло снова.

Он вопросительно взглянул на брата.

Эл-и-чи медленно оглядел реку и небо над ней и пожал плечами. Иногда, если долго смотреть в одну точку, начинаешь видеть то, чего на самом деле не существует.

Ренно трону брата за рукав и указал.

Эл-и-чи посмотрел и потряс головой.

Небо слишком ясное, с досадой подумал Ренно. Отцу солнце не мешало бы укутаться в облака. Пятнышко сместилось еще ближе, и Ренно замер, когда понял, то смотрит на ястреба.

Птица подлетала все ближе и ближе. Вот она уже прямо над ними. Теперь ястреб начал снижаться.

Эл-и-чи тоже с благоговением смотрел в небо.

Рядом с Ренно закружилось перышко, он вытянул руку, и оно опустилось прямо на ладонь. Ястреб поднялся выше, пересек реку и скоро исчез из виду.

Ренно приколол перышко к волосам, готовый ко всему, что бы его ни ждало на том берегу.

Когда остальные воины проснулись, Эл-и-чи коротко рассказал, что произошло. Многие смотрели недоверчиво, но перышко говорило само за себя, и появление ястреба сочли добрым знаком. Сун-а-и включил Ренно в первый отряд нападающих.

На закате десять воинов сенека бесшумно вышли из зарослей. Старший воин остановился и вытянул вперед руку.

К берегу причалила лодка, покрытая планкой из серебристой березы. В ней сидели четверо воинов, покрытых красной и белой краской. Сун-а-и послал двух человек проверить, нет ли еще кого поблизости. Дозорные скоро вернулись. Берег был пуст. Воины из отряда Ренно прицелились и выстрелили. Четыре гурона упали.

Сенека подошли к берегу. Ренно металлическим ножом снял скальп с одного из убитых.

Сун-а-и велел младшим взять лодку.

За рекой послышались голоса. Сенека находились теперь напротив городских ворот. Солнце садилось, и женщины гуронов возвращались домой с кукурузных полей. Многие весело болтали, но кое-кто шел в стороне, с каменными ножами в руках, то и дело оглядываясь по сторонам.

Ясно было, что гуроны опасались нападения.

Сенека не хотели нападать на женщин. Это было бы нарушением законов войны и могло вызвать гнев маниту.

Женщины прошли, и ворота закрылись.

Сенека насчитали шестеро наружных часовых.