Говард Зинн - Народная история США: с 1492 года до наших дней

Работорговец Джон Ньютон (который позднее стал аболиционистским лидером), так писал о народе, населявшем территорию современного Сьерра-Леоне:

Степень рабства среди этого дикого, варварского народа, коим мы его считаем, гораздо меньше, чем в наших колониях. Поскольку, с одной стороны, у них нет возделываемых земель, подобных нашим плантациям в Вест-Индии, нет и потребности в избыточном, непрерывном труде, который истощает наших рабов. С другой стороны, никому не позволено проливать кровь даже раба.

Невольничество в Африке едва ли достойно похвалы. Но оно разительно отличалось от рабства на плантациях или шахтах обеих Америк, которое было пожизненным, калечившим морально, разрушительным для семейных уз, не оставлявшим надежд на иное будущее. В африканском рабстве отсутствовали два компонента, которые делали подневольный труд в Америке самой жестокой формой рабства в истории, а именно: безумное стремление к неограниченной прибыли, коренившееся в капиталистическом сельском хозяйстве, а также низведение раба до того состояния, когда его переставали считать человеком, и делалось это при помощи расовой ненависти, которая зиждилась на неумолимо четко обозначенном различии цвета кожи — белый всегда был хозяином, а чернокожий — рабом.

На самом деле именно потому, что африканские негры являлись представителями устоявшейся культуры с ее племенными обычаями и семейными узами, общинной жизнью и традиционными ритуалами, эти люди чувствовали себя особенно беспомощными, оказавшись вне этой культурной среды. Их захватывали во внутренних районах (часто этим занимались сами африканцы, вовлеченные в работорговлю), продавали на побережье, затем бросали в загоны вместе с представителями других племен, часто говорившими на разных языках.

Условия захвата и продажи были убедительным подтверждением беззащитности чернокожего африканца перед лицом превосходящей силы. Перемещение к побережью рабов, скованных между собой цепями на шее, под свист кнута и под угрозой оружия, зачастую на расстояние 1 тыс. миль, представляло собой «марш смерти», во время которого погибали двое из каждых пяти человек. По прибытии на место захваченных людей держали в клетках до момента осмотра и продажи. В конце XVII в. некто Джон Барбот так описывал эти сооружения на Золотом Берегу:

Когда рабов приводят из внутренних районов в Фиду, их помещают в клетку или тюрьму… рядом с берегом, а когда европейцы приходят за ними, их выводят на большой пустырь, где этих людей подробно обследуют судовые врачи, разглядывая каждого, от ребенка до мужчин и женщин, стоящих обнаженными… Тех, кого сочли подходящими и здоровыми, отводят в одну сторону…. ставя на грудь раскаленными железными клеймами знаки французских, английских или голландских компаний… После этого клейменых рабов загоняют обратно в клетки, где они ожидают отправки, иногда в течение 10–15 дней…

Затем их группами размещали на борту невольничьих судов, в пространстве не больше гроба, прикованными друг к другу, в темноте, в сырой слизи корабельного трюма, задыхающимися в зловонии собственных экскрементов. Документы того времени так описывают эти условия:

Иногда высота между палубами составляла лишь восемнадцать дюймов; поэтому несчастные не могли повернуться, даже по бокам высота была меньше ширины плеч; они обычно были прикованы к палубе за шею и ноги. В таком месте ощущение страдания и удушье столь велико, что доводило негров… до безумия.

Однажды, услышав сильный шум из трюма, где находились скованные чернокожие, матросы открыли люки и обнаружили рабов на разных стадиях удушья, много мертвых; некоторые из них убили друг друга в отчаянной попытке ухватить глоток воздуха. Часто невольники прыгали за борт, предпочитая утонуть, чтобы прекратить страдания. По словам одного наблюдателя, палуба, где находились рабы, «была настолько покрыта кровью и слизью, что напоминала скотобойню».

В этих условиях умирал примерно каждый третий чернокожий, перевозимый через океан, но огромные прибыли (часто вдвое превышавшие затраты на один рейс) делали это предприятие выгодным для работорговца, и поэтому трюмы, как рыбой, были набиты неграми.

Ведущую роль в работорговле играли поначалу голландцы, затем англичане. (К 1795 г. свыше ста судов, занимавшихся перевозкой невольников, было приписано к Ливерпулю, что составляло около половины всей европейской работорговли.) Занялись этим бизнесом и некоторые американцы из Новой Англии, и в 1637 г. первый американский невольничий корабль под названием «Желание», отплыл из порта Марблхед. Его трюмы были поделены на отсеки каждый площадью 2x6 футов с ножными кандалами и решетками.

К 1800 г. в Северную и Южную Америку было перевезено от 10 до 15 млн чернокожих или около трети захваченных в Африке людей. По приблизительным подсчетами, в течение столетий, которые мы считаем началом современной западной цивилизации, от рук западноевропейских и американских работорговцев и плантаторов, т. е. представителей стран, считающихся самыми прогрессивными в мире, Африка потеряла убитыми и угнанными в рабство 50 млн человек.

В 1610 г. католический священник, служивший на американском континенте, некто отец Сандоваль, написал церковному функционеру в Европу, задав вопрос, соответствуют ли захват, перевозка и само порабощение африканцев церковной доктрине. В письме от брата Луиса Брандаона, датируемом 12 марта 1610 г., дается такой ответ:

Ваше преподобие пишете мне, что Вы хотели бы знать, законно ли захвачены негры, которых отправляют в Ваши края. На это могу ответить, что полагаю, что Вашему преподобию не стоит проявлять колебания по этому поводу, поскольку этот вопрос рассматривался на Соборе Совести в Лиссабоне, а все его члены — ученые и совестливые мужи. Ничего плохого в этом не нашли и епископы Сан-Томе, Кабо-Верде и здесь, в Луанду, — все это ученые и добродетельные мужи.

Мы здесь находимся уже сорок лет, и среди нас были и есть очень просвещенные мужи… никогда они не считали торговлю недозволенной. Поэтому мы и святые отцы из Бразилии покупаем этих рабов для своих нужд без всяких колебаний…

Учитывая все это: отчаянную нужду джеймстаунских поселенцев в рабочей силе, невозможность использования индейцев и сложности с привлечением к работе белых, доступность чернокожих рабов, выставлявшихся на продажу во все возрастающих количествах алчущими прибыли торговцами человеческой плотью, а также возможность держать африканцев под контролем, поскольку они только что пережили такие ужасы, которые если и не убили их, то привели в состояние психической и физической беспомощности, — стоит ли удивляться тому, что пришло время для порабощения негров?