Мария Потурцин - Жанна дАрк

Жанна повторяла эти слова дофину, почему же он не верил ей? В тот вечер, неделю назад, когда она приехала в замок, разве не увидел он собственными глазами фигуру, сотканную из света? Разве не поселились в его сердце мужество и радость? Но затем под влиянием других людей его охватили злые сомнения, и он делал то, чего хотели эти люди. Зачем он посылал к ней женщин, задававших непристойные вопросы, зачем он каждый день заново заставлял своих господ наводить о ней справки? Жанна не могла сказать ему ничего, кроме того, что было уже давно сказано. Скоро отцветут деревья, а люди в Орлеане все голодали.

На двух этажах башни была лишь одна небольшая круглая комната, по винтовой лестнице Луи де Конт, краснощекий паж, приносил девушке еду. Он интересовался, почему она не носит красивых юбок и сверкающих камней, как другие дамы при дворе, и почему глаза ее то и дело краснеют, словно от плача. Когда наступал вечер, он уходил в город к себе домой, а затем приходили две женщины и спрашивали, чего она желает. Никаких желаний у Жанны не было, кроме того, которое могли исполнить только Бог и дофин.

Сегодня была Страстная пятница. Не служили ни обедни, ни вечерни, из города не доносился колокольный звон, лишь великопостные трещотки вот уже третий раз нарушали тишину. С более глубоким, чем когда-либо, благоговением опустилась Жанна на колени на молитвенную скамеечку. Она видела три креста на Голгофе и кровь Господню, стекающую по капле на дрожащую землю. Вон там стоит Мария, а это Иоанн, он ее поддерживает. Затем появляется длинная вереница фигур, одетых в пестрое, они идут к могиле в расщелине скалы...

- Госпожа, я принес Вам ужин, Вы не слышите, госпожа? - Луи де Конт поставил на шаткий стол кружку и тарелку, полную еды. Уже некоторое время он находился в комнате, и ему очень хотелось узнать, что же шептали уста Жанны, когда она молилась. Но девушка не шелохнулась, она стояла на коленях, как статуя святой в храме. Осторожными пальцами он пошарил в поисках ее руки, затем потряс руку и, наконец, слегка ущипнул ее. Слава Богу, руки ее были теплые, а щеки румяные. Но когда она открыла глаза, слеза скатилась по щеке.

- Сегодня очень жирная рыба, госпожа, я попробовал ее на кухне, вкусная.

- Спасибо, - улыбнулась Жанна. - Но ведь сегодня Страстная пятница.

- Рыбу есть разрешено, даже для господина архиепископа принесли трех форелей. Ваш слуга интересовался, сколько Вы кушаете, и не поверил мне, когда я сказал, что за целый день Вы съели только немного хлеба.

Когда она посмотрела на него, Луи нашел, что она очень красива, даже с подстриженными волосами. Она должна носить чепец, как знатные дамы, как жаль, что он не может купить Жанне чепец, - подумал Луи.

- Ты все обо мне должен докладывать? - спросила она, покачав головой.

- Разумеется, госпожа, все должны знать, как Вы себя чувствуете. И к тому же я не должен забывать о данном мне поручении: господин король ожидает завтра после молебна Деву Жанну, чтобы побеседовать с ней. Я буду Вас сопровождать. Спокойной ночи, - он торжественно отвесил ей низкий поклон, затем осторожно попятился к двери, как это и полагается благовоспитанному пажу.

Мадам де Гокур, супруга капитана Шинона, и девятнадцатилетняя жена канцлера Лемасона "видели все, что в таких случаях нужно было видеть", и после этого сказали, что ни пол Жанны, ни ее девственность не подлежат никакому сомнению; порицать же ее следовало за то, что она отказывается носить женское платье, но архиепископ Режинальд пояснил, что данные такого осмотра вряд ли могут служить основой для того, чтобы приступить к дальнейшим испытаниям. Каждое утро, когда король присутствовал на мессе в своей капелле, девушка снова и снова должна была представать перед ним и придворными, как будто больше нечего было делать. Де Тремую давно наскучили беседы, о которых каждый знал заранее, как они будут протекать: Карл спрашивал Жанну, что, по ее мнению, нужно сделать; она, в свою очередь, говорила об Орлеане и Реймсе, а когда ей возражали относительно трудностей, она могла проповедовать, словно поп, только, нужно отдать ей должное, проповеди ее были столь немногословны, что Тремуй, несмотря ни на что, опять начинал сомневаться в ее поле, ведь он готов был поклясться всеми святыми, что женщины болтливы. Она говорила, что "благородный дофин" должен передать свое королевство Господу, чтобы снова его принять из руки Господней; он должен очистить свою жизнь, освободить пленных и заботиться о бедных. Уже это одно свидетельствовало о ее детской неразумности перед лицом двора, где пьянство, азартные игры и обмен женами были единственными развлечениями, а грабеж - единственным ремеслом. И все-таки Тремуй располагался в комнате короля, когда там бывала Жанна. Ведь немногие люди, которые еще сохраняли здравомыслие, должны были быть начеку, чтобы Карл, чего доброго, не передал в один прекрасный день оставшуюся часть Франции в руки этой крестьянки.

Когда Жанна сказала: "Сир, Вы проводите столь долгие совещания, а у меня осталось так мало времени, год и еще немного", - Тремуй захотел устроить ей головомойку и возразить, что лучше бы ей было сидеть дома, если она так сожалеет о времени, проведенном при дворе. Но Карл не терпел, когда перед девушкой высказывали откровенные мнения о ней. Астролог Пьер уже прочел по звездам, что какой-то пастушке из Лотарингии суждено изгнать "годонов". Хорошо, что Режинальд оставался разумным и говорил о суевериях, произрастающих как сорная трава среди пшеницы, или о здравом человеческом рассудке, расплывавшемся подобно маслу на солнце. Так оно и было. О девушке уже торопливо плели какие-то басни, для нее уже приготовили нимб. Так, говорили, что некий солдат, позволявший себе нагло отзываться о девушке, упал в городской ров и его вытащили оттуда мертвым через два часа после того, как Жанна предсказала его смерть. Напрасно объясняли, что этот человек, вероятно, напился; люди говорили, что они лучше знают про такие дела: Жанна может предсказывать будущее. И с каждым днем количество уверовавших в нее возрастало. Вчера Орлеанский Бастард, командовавший осажденным городом, специально послал двух дворян, чтобы они что-нибудь для него выведали об этой девице. Даже его собственный племянник Жиль проявлял по отношению к ней странное беспокойство - молча, со сверкающими глазами, он часто наблюдал за ней издалека, в то время как она оказывала ему дружелюбия ничуть не больше, чем какому-нибудь скучному седому старику. И еще Жан Алансон...

В тот день, когда Жанна прибыла в замок, Алансон охотился на перепелов в окрестных болотах. На следующий день чуть свет он появился во дворце; перед ним, кузеном короля, должна была открываться каждая дверь.