Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века

В учебе не следовало отягощать незрелый еще разум излишними понятиями… не поступать с ними «суровым и неприятным образом». Ставилась задача «возбуждать охоту к труду, страх к праздности». Именно праздность, по мнению Бецкого, служила источником всяческого зла и порока. Учитель не дозволяет девицам читать книги вредные, развращающие юную душу. Не следовало им видеться и разговаривать со скверными, злыми людьми, помнить всегда поговорку: «Случай делает вора». А главное – нужно «старанием, искусством и трудами нечувствительно достигнуть» знаний, «приводить к учению подобно как в приятное, украшенное цветами поле». Можно было бы посмеяться над принципами Бецкого в воспитании юношества, но лучше не будем – история нашего железного века показала, что по сравнению с нашими предками из XVIII века мы не стали ни добрее, ни лучше их, а даже наоборот, злее и хуже.

«Она была предметом моей первой привязанности, – писала много лет спустя о Софье Ивановне смолянка Глафира Алымова-Ржевская. – Никто впоследствии не мог мне заменить ее, она служила мне матерью, руководительницей, другом, была покровительницею и благодетельницею. Любить, почитать и уважать ее было для меня необходимостью. Мое чувство в ту пору походило на сильную страсть: я бы отказалась от пищи ради ее ласок… Иногда мы старались рассердить ее, чтобы потом просить у нее прощения, – так трогательно умела она прощать, возвращая свое расположение виновным». Алымова пишет далее, что она была особой любимицей у Софьи Ивановны. Но именно так думала каждая из ее выпускниц, обожавших свою директрису! А в каждом выпуске было по пятьдесят-шестьдесят смолянок – и так тридцать лет ее директорства! Князь Иван Долгорукий был дважды женат на смолянках разных выпусков и писал, что «привык слышать произношение ее имени с необыкновенным благоговением».

И вот Делафон стала директрисой Смольного института. Что же отличало Софью Ивановну? Основное – она любила своих воспитанниц. Добрая, ласковая, умная, веселая, она входила в их жизнь в то время, когда они, обделенные в своих многодетных и бедных семьях теплом и лаской, особенно нуждались в этом. А тут, в Смольном, их не били, не отбрасывали с дороги как несчастных котят, а кормили, ласкали, ими здесь занимались. Софья жила в самом монастыре, вместе с детьми. В свободное от уроков время девочки гурьбой ходили за ней по коридорам, сидели в ее кабинете, читали или тихо играли, чтобы не мешать Софье Ивановне заниматься бумагами, ждали, когда она поиграет с ними. Уловив минутку, один на один, они доверяли ей свои детские тайны.

Потом девочки становились девушками, выпархивали из теплого гнезда Смольного, попадали ко двору, выходили замуж, заводили детей, но не прерывали с Делафон почти родственной связи. Известно, что плохой учитель быстро забывается, а любимого учителя вспоминают и посещают всю жизнь! Так было и с Делафон. Смолянки часто приезжали, привозили к ней – на одобрение – своих женихов, а потом новорожденных детей, ее слово и совет были непререкаемы для повзрослевших учениц. А когда жизнь смолянок не складывалась, они ехали не к родителям, а к Делафон, которую, с легкой руки императрицы Марии Федоровны, называли «notre bonne vieille maman» («наша добрая старая мама»). В родном Смольном их ждала комната, постель, еда и доброе отношение. И навсегда, до гробовой доски, с ними были воспоминания чудесных детских лет, проведенных здесь: «Прелестные воспоминания! Счастливые времена! Приют невинности и мира! Вы были для меня источником самых чистых наслаждений!» (Алымова). Да, чересчур возвышенно, но, несомненно, искренне.

Одна из фрейлин императрицы Екатерины II выходила замуж, и свадьба состоялась при дворе. Страшным огорчением для невесты было то, что милую Софью Ивановну ко двору не допустили – оказывается, у нее не было придворного чина. Это неудивительно, ведь она ничего и никогда для себя не просила, была скромна, честна, а поэтому бедна. Да и что можно еще рассказать о личной жизни старой директрисы? Вся ее жизнь – в сиюминутных школьных заботах, а вся ее история – в историях (часто трогательных или забавных) выпусков смолянок. Не верьте пошлым рассказам о «шестидесяти курах, набитых дурах», о том, что смолянки, переполненные бесполезной ученостью, не знали жизни и в саду искали деревья, чтобы сорвать с них булку. Дур и дураков везде достаточно, но точно известно, что выпускницы Смольного заметно превосходили по своему развитию девушек, получивших традиционное домашнее образование. Они, как и мечтал основатель института Бецкой, становились прекрасными матерями будущих граждан России.

И все-таки Павел I в 1796 году, уже после смерти Екатерины, исправил несправедливость – пожаловал Делафон в статс-дамы, а вскоре удостоил ордена Святой Екатерины. Все это стало возможно благодаря императрице Марии Федоровне, которая, став государыней, патронировала Смольный и по достоинству оценила заслуги Софьи Ивановны, Софья Ивановна заслужила награду, но так и не надела через плечо алую орденскую ленту – она тяжко болела и вскоре умерла, прожив восемьдесят лет и более тридцати из них посвятив Смольному…

Троцкий вспоминал, что в горячечные октябрьские дни 1917 года в Смольном он видел, как Ленин, прервав разговор (все о власти, о власти!), подошел к окну и остановился в недоумении – в осеннем саду бегали и смеялись девочки, одетые в одинаковые пальтишки. «Это что такое?» – с удивлением спросил вождь. Ему ответили, что Смольный институт еще работает, но скоро его уберут из «штаба революции». Так неожиданно столкнулись лицом к лицу два несоединимых мира, две цивилизации, и одна из них была обречена на гибель. Я всегда думаю об этом, когда иду по улице Пролетарской Диктатуры – мало кто знает, что раньше она называлась Лафоновской улицей: в память о скромной женщине в неизменном чепчике, без которой русская культура была бы гораздо беднее…

Уютный дворец с колоннадой стоит возле шумного проспекта Стачек, и обычно, проезжая мимо, мало кто обращает на него внимание. Раньше эта дача на Петергофской дороге принадлежала княгине Екатерине Романовне Дашковой и называлась Кирьяново – по имени двух святых Кира и Ивана, день которых отмечался 28 июня, то есть в тот самый день в 1762 году по этой дороге из Петергофа проехала вместе с Орловыми будущая Екатерина II. В то утро она совершила переворот, и к нему была причастна княгиня Дашкова…

Екатерина Романовна родилась в 1744 году в семье бояр Воронцовых, которые, правда, к XVIII веку обеднели. Но во времена Елизаветы Петровны отец ее Роман Воронцов стал очень богат. Он прославился неимоверной жадностьюи получил за это прозвище Роман – Большой Карман. Он с успехом пользовался тем влиянием, которое приобрел с братом Михаилом при дворе Елизаветы Петровны благодаря своему активному участию в дворцовом перевороте 25 ноября 1741 года, возведшем на престол дщерь Петрову. Михаил Илларионович стал канцлером России, построил богатейший дом на Садовой. Этот замечательный дворец стал для нее родным домом: ведь в два года девочка потеряла мать, отец же, занятый делами и бездельем, не обращал внимания на детей (у Кати была еще сестра Лиза). Добрый дядя Михаил заменил им отца, дал им домашнее образование. Позже Дашкова писала: «Мой дядя не жалел денег на учителей. И мы – по своему времени – получили превосходное образование…»

Читать дальше