Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века

Отправляясь в ссылку, Крюйс прихватил с собой Библию на голландском языке и томик писем римского философа Сенеки. Знающий да оценит – ведь Сенеку сослал, а потом приказал ему покончить с собой римский император Нерон. Известно, что Сенека был давно готов к изгнанию и смерти, и все его письма проникнуты одной мыслью – самоубийство не грех, а освобождение. Но и на этот раз гроза над Крюйсом прошла стороной. Через год царь вызвал его из ссылки и великодушно сказал ему: «Я на тебя более не сержусь!» И получил в ответ: «И я перестал на тебя сердиться!» Ответ, достойный Сенеки.

Препираться не было времени – нужно было строить корабли, оснащать их, писать Морской устав и другие регламенты для русского флота, а без Крюйса – вице-президента Адмиралтейской коллегии – было никак не обойтись. В последние годы он стал слепнуть, и когда в 1723 году Петр предписал Крюйсу командовать флотом, старик отвечал: «Всё! Флотом командовать не могу», хотя, как он писал Петру, «моря не боюсь, давно с оным знаком».

Тридцатого июля 1728 года шлюп «Святой Гавриил» вышел в открытое море. Это был великий момент в жизни сорокасемилетнего командора российского флота Витуса Беринга: «Желание моей молодости – попутешествовать – исполнилось», – писал он потом своим родственникам в Данию. И далее он описывал то, что видели все первооткрыватели начиная с Генриха Мореплавателя и Колумба, – пустынный горизонт, фонтаны, которые извергали огромные киты, неизвестные миру острова, дикие туземцы, не знавшие колеса…

Он родился в 1681 году в Дании и еще в юности стал моряком, а потом, с годами – и настоящим морским волком. Нанятый на русскую службу в 1703 году Петром Великим, он прослужил в русском флоте до самой своей смерти в 1741 году. Он командовал кораблями на Балтике, но царь в начале 1725 года, незадолго перед своей смертью, поставил Беринга во главе экспедиции на северо-восток азиатского материка. В инструкции, подписанной императором 6 января 1725 года, Берингу предписывалось ехать на Камчатку, построить там корабли и на них двинуться на север вдоль азиатского материка и «искать, где оная земля сошлась с Америкой». Потом ему следовало, добравшись до ближайшей европейской колонии в Америке или встретив европейский корабль, зафиксировать свое открытие.

Какое? Никто не может сказать наверняка, что имел в виду Петр Великий. Ясно, что Берингу было поручено установить существование либо пролива, отделяющего Америку от Азии, либо перешейка, который, подобно Суэцкому или Панамскому, соединял континенты. Но важнее все же то, что Петр предписал Берингу проложить прямой морской путь к Америке от русских владений на Тихом океане. Царь мечтал этим путем послать корабли в Индию.

Как известно, имперские планы первого императора были велики и амбициозны. В 1723 году Россия захватила южное побережье Каспия, принадлежавшее Персии, построила там город Екатеринополь. Петр вынашивал планы изгнания из новой колонии мусульман и поселения там русских и армян и держал в Гиляни крупный оккупационный корпус. Имперские мечты Петра уносили его дальше на юг – он готовился к сухопутному походу на Индию, а в 1724 году снарядил корабли для захвата Мадагаскара. Обсуждалась также и проблема покупки островов в Карибском море. В русле этой имперской экспансии нужно рассматривать и планируемый поход Беринга. Но как часто бывало в истории, имперские цели неизбежно обрекали экспедицию на географические открытия мирового значения. И какие! Ведь ни один европейский корабль еще не прошел этим путем.

В целом Беринг выполнил задание Петра, хотя на пути к цели его Первую Камчатскую экспедицию (1725—1730) ждали неимоверные трудности. Они подстерегали путешественников больше не в океане, а на суше – в Сибири, пересечь которую от Урала до Тихого океана было гораздо труднее, чем плыть по неизведанным морям. За полтора года пути экспедиция добралась только до Якутска. Здесь Беринг узнал о своих предшественниках Ф.Семенове и С.Дежневе, которые за шестьдесят лет до него прошли проливом между Азией и Америкой. Но, как истинный исследователь, Беринг не мог остановиться на полпути и должен был во всем удостовериться сам.

Лишь в конце 1726 года он достиг океана, точнее – города Охотска, стоящего на берегу Охотского моря. Экспедиции приходилось тащить с собой на санях и нартах огромное количество клади, – чтобы построить и снарядить корабль, нужно было почти все снасти и даже якоря для этого везти из Европейской России. Путешественники пришли к границе лесной и водной пустынь, где в маленьких городках и крепостях жили только ссыльные преступники и служилые казаки. Часть отряда Беринга в пути чуть не погибла от голода и холода, заблудившись в пургу посреди тайги. Как бы то ни было, началась подготовка к экспедиции на море. Летом 1727 года Беринг взошел на мостик построенного им корабля «Фортуна». Но первое плавание оказалось неудачным: сумели только переплыть Охотское море и достичь берега Камчатки. Корабль дал течь, его пришлось бросить и 800 верст на собачьих упряжках добираться до Нижнекамчатска, стоящего на берегу Тихого океана. Здесь Беринг вновь повторил охотскую эпопею и построил шлюп, названный «Святой Гавриил». На нем-то он и вышел в свое поистине историческое плавание.

Поразительна вся эта история с датчанином Берингом и другими иностранцами, пустившими у нас корни. Нет сомнений, разные люди ехали в Россию, по-разному они относились к русским. Одни прибывали сюда «на ловлю счастья и чинов» и, заработав длинный рубль или разорившись дотла, с проклятьем покидали «дикую русскую столицу». Другие, окончив работу или службу по контракту, продлевали его еще на несколько лет, потом еще и еще. Они женились здесь на русских женщинах, крестились в православную веру, у них рождались дети – полунемцы, полурусские. Иностранцы заболевали Россией, на них как-то незаметно действовало не объяснимое словами обаяние России, совсем не ласковой Родины-матери даже для своих, кровных детей. Непонятно, в чем секрет этого обаяния: в преодоленном ли страхе перед этим «чудовищем», в остроте ощущения русской жизни как «у бездны на краю», а может быть, в гениальной русской литературе, в еще не оконченной русской истории? Или в неподражаемых русских женщинах, в звуках русской речи, в особом русском застолье?