Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века

Феофан не был бы царедворцем, если бы не обратил всеобщее внимание на стоящую у гроба преемницу Петра, Екатерину I: «Мир весь свидетель есть, что женская плоть не мешает тебе быти подобной Петру Великому… Как нам не надеятися, что зделанная от него утвердиши, недоделанная совершиша и все в добром состоянии удержиши». Впрочем, понимая, что век Екатерины может быть недолог, Феофан поминает и присутствующих в соборе возможных ее наследников: «…дочерей, внуков, племянниц». Ладно, дщери – Анна и будущая императрица Елизавета, ладно, внук – будущий император Петр II, но Феофан – и это удивительно! – помянул и забытых всеми племянниц, «Ивановн». Среди них стояла в Петропавловском соборе Анна Иоанновна, будущая императрица. Словом, несмотря на трагизм момента, далеко вперед смотрит Феофан, готовя себе место и подле них, будущих государей. Как потом осторожно напишет митрополит Евгений, «все четыре монарха, при коих он служил, изъявляли ему всегда отличную доверенность – но и он жертвовал им всем».

Как великолепен, возвышен был Феофан на амвоне перед сотнями внимавших ему прихожан, в сиянии праздничных риз, так ничтожен и мелок оказывался он в обыденной жизни. Он сгибался перед сильными, ласкался к фаворитам, перебегал из одного лагеря в другой. И дело не в какой-то подлой сущности характера Феофана. Нет, ему была необыкновенно важна ласка светской власти потому, что он больше всего на свете любил жизнь, земные удовольствия. Он был сыном своего века, гедонистом, любил хорошо пожить. С большим тщанием и не ограничивая себя ничем, он строил свои подворья, украшал их прекрасной мебелью, картинами. Он не жалел денег и наслаждался как мог. Феофан отчаянно боялся смерти, считая ее «злом всех зол злейшим». В соответствии с модными взглядами своего времени и собственным темпераментом он видел суть жизни не в сосредоточенной молитве, подвижничестве или страдании за веру, идеи, во имя людей или добра, а в том, что «блаженство человеческое состоит в совершенном изобилии всего того, что для жизни нужно и приятно. К сему относится особливо выгодность, красота и приятность места, благорастворение воздуха, здравие пищи и плодоносие земли и проч.».

И уже поэтому Феофан был так зависим от милостей власти, он так дрожал, чтобы его не лишили возможности наслаждаться жизнью. Ведь он не хотел судьбы своего товарища по Синоду Феодосия, умершего в замурованной келье, уж конечно, без «благорастворения воздуха и здравия пищи». А удержаться на плаву в то время было трудно. Политическая ситуация менялась быстро, многие хотели гибели Феофана. Врагов у него было множество. Одни ненавидели его, хохлацкого чужака, за еретизм, за презрение к русским церковным традициям, другие – за зло, которое он лично им причинил, третьи – за то, что он талантлив, умен, образован, удачлив, приближен к государям. Феофан, не раз битый в левую щеку, никогда не подставлял правую и не имел привычки прощать. Он упорно преследовал своих идейных и личных врагов, засаживал недоброжелателей в дальние монастыри и тюремные ямы, на каждый донос писал ответный донос. По словам одного из его биографов, Феофан всю свою жизнь не покидал Тайной канцелярии: был там либо подследственным, либо обвинителем, либо сам писал доносы, либо оправдывался по доносам на него самого.

Впрочем, у него были приятели – начальник Тайной канцелярии Петр Толстой, а потом сменивший его на том же посту Андрей Ушаков. Как и Феодосий, Феофан был их сподвижником, специалистом, экспертом по духовным и даже литературным делам, давал авторитетные оценки пьесам – нет ли в них крамолы? Он вошел в историю как настоящий инквизитор – умный, циничный и беспощадный. Вместе с Феодосием Яновским Феофан безжалостно преследовал старообрядцев. Он давал отзывы на их сочинения, участвовал в допросах, лично увещевал «заледенелых раскольников», стремясь добиться моральной победы над ними. Так, в 1734 году Феофан долго уговаривал покаяться схваченного вождя старообрядцев, старца Пафнутия, читая ему священные книги и пытаясь вступить с ним в беседу, но Пафнутий «наложил на свои уста печать молчания, не отвечал ни слова и только по временам изображал на себе крест сложением большаго с двумя меньшими перстами». «Увещевание» проходило в присутствии секретаря Тайной канцелярии и было изощренной формой допроса. Феофан, как и Феодосий, советовал Ушакову, как следует наказать узников, лично проверял, искренне ли отступились от своих заблуждений те, кто не выдержал мучений.

На самом деле жизнь Феофана была трудна, он был одинок. Не случайно датский путешественник, цитатой из записок которого начата новелла, пишет, что Феофан был «человеком одиноким, вообще без каких бы то ни было друзей». Дорого обходилась его душе и телу избранная им когда-то суетная жизнь: датчанин гулял по прекрасному саду Феофана на Аптекарском острове с дряхлым, усталым, больным стариком, хотя тому еще не было и шестидесяти. Это было последнее лето архиепископа: 8 сентября 1736 года с ним произошло самое страшное для него, злейшее зло – он умер. Великий грешник был похоронен в одной из святынь православия – новгородской Софии.

4 мая 1703 года в Германии, в городе Иене, в трактире «У Розы» подрались подвыпившие студенты, и один из них, вытащив шпагу, убил товарища. Так, с убийства в пьяной кабацкой драке, начал свою самостоятельную жизнь шестнадцатилетний студент, будущий первый министр России Генрих Остерман…

Подобное начало кажется немыслимо странным для человека, вся жизнь и деятельность которого – воплощенный рационализм, сама предусмотрительность плюс тщательный расчет, тонкая, продуманная на множество ходов интрига. А ведь до этой драки в трактире «У Розы» все шло как нельзя лучше. Генрих – миловидный невысокий юноша, послушный сын пастора из маленького вестфальского городка Бохума. Он родился в 1686 году, хорошо учился в школе, легко поступил в Иенский университет. Отец его рассчитывал, что сын станет пастором, богословом, может быть, даже профессором. И вот такое ужасное происшествие! Говорят, что бедный отец упал в обморок от стыда и горя, когда ему пришлось с кафедры родной церкви зачитывать объявление о розыске собственного сына, который не отдался послушно в руки полиции, а бежал из Иены неведомо куда…

И все же, много зная о долгой и непростой жизни Остермана, я не могу сказать, что событие в кабаке «У Розы» было случайностью, неожиданной и нелогичной. В характере, в личности Остермана заключена тайна. Смирный и тихий, он порой взрывался злым поступком внезапно и неожиданно для окружающих. За внешним хладнокровием, хитростью, разумностью его скрывался вулкан честолюбия, гордости, тщеславия и даже авантюризма. И тогда этот умнейший аналитик не мог справиться со своими страстями и допускал нелепые промахи, оказываясь, как в Иене, в крайне затруднительном положении…

Читать дальше