Евгений Анисимов - Толпа героев XVIII века

Екатерина II правила Россией долго – тридцать четыре года! В 1794 году, за два года до смерти, императрица писала своему давнему адресату во Франции Мельхиору Гримму: «Скажу Вам, во-первых, что третьего дня, 9 февраля, в четверг, исполнилось пятьдесят лет с тех пор, как я с матушкой приехала в Россию… Следовательно, вот уже пятьдесят лет как я живу в России, и из этих пятидесяти я, по милости Божией, царствую уже тридцать два года. Во-вторых, вчера при дворе зараз три свадьбы… Да, я думаю, что здесь, в Петербурге, едва ли найдется десять человек, которые бы помнили мой приезд… Вот какая я старуха!»

Поразительно восприятие времени! Екатерина считает, что она видит уже шестое поколение своих современников, но для нас они – одно, екатерининское поколение. Да и сами они – современники Екатерины II – воспринимали себя как людей одного екатерининского века. Эти чувства, объединявшие и дряхлых стариков, рассказывавших о том, как они детьми видели Петра Великого, и юношей – приятелей последнего двадцатичетырехлетнего фаворита императрицы Платона Зубова, и старух, помнивших, как Екатерина приехала в Россию в 1744 году, и девиц, которые только что вышли в свет, фокусировались на самой императрице, которая дала свое имя целой эпохе русской истории XVIII века…

Эта женщина производила на людей неизгладимое впечатление. Французский посол при русском дворе граф Л.-Ф.Сегюр вспоминал, как он в 1785 году был на своей первой аудиенции у Екатерины II. Человек немолодой, опытный дипломат, он приготовил официальную приветственную речь и выучил ее наизусть. Сегюр писал потом, что как только он вошел в зал и увидел императрицу, ее богатое одеяние, ее «величественный вид, важность и благородство осанки, гордость ее взгляда», то так поразился всем этим, что тотчас позабыл свою речь.

С ним произошло то, что испытывали многие люди, впервые увидавшие императрицу, – ведь посетители оказывались перед женщиной необычайной, поразительной, слава о которой несколько десятилетий гремела по всему миру! Учтем также, что эти встречи происходили в торжественной обстановке, на фоне сияющего великолепия ее дворцов, соответствовавших всемирной славе российской государыни.

Но проходила минута-другая, и спокойная речь государыни, ее дружелюбный, даже ласковый тон разбивали лед смущения и скованности, новый знакомый Екатерины чувствовал себя рядом с ней легко и свободно. Он вдруг замечал, что величие и достоинство в этой женщине может легко и органично сочетаться с присущими ей простотой и любезностью. Еще через несколько минут гость, преодолев смущение и приглядевшись к императрице, замечал, что действительно мемуаристы, которых он начитался перед поездкой в Россию, были правы: она совсем не ослепительная красавица, но все-таки какой у нее прекрасный цвет лица, какие роскошные каштановые волосы, голубые, живые и умные глаза, чувственные губы, а во всем ее облике столько грации и прелести!

Вслушавшись в то, что она говорила на прекрасном французском языке, гость делал вывод, что императрица – умница. Принц К.-Г.Нассау-Зиген писал: «Разговор ее очарователен, и когда он касается серьезных предметов, то меткость ее суждений свидетельствует об обширности и правильности ее ума». А вот она весело засмеялась шутке собеседника, что-то ответила ему в тон, и стало ясно, что Екатерина обладает тонким чувством юмора, а веселый, заразительный смех ее говорит о характере легком, натуре оптимистичной и жизнерадостной.

За этим стояла настоящая философия поведения, особая гимнастика для души, которая, как и у каждого человека, порой погружается в меланхолию: «Надобно быть веселой, – писала Екатерина госпоже Бьельке. – Только это одно все превозмогает и переносит. Говорю это по опыту: я много переносила и превозмогала в моей жизни, однако смеялась, когда могла». Она была убеждена, что веселый характер – признак гения, а уж в своей принадлежности к редкой породе гениев она не сомневалась. Впрочем, не будем обольщаться – государыня часто хандрила, болела, бывала и мрачна, хныкала. Но это видели только ее слуги да секретари, для всех остальных: «Я чувствую себя очень хорошо, я весела и легка, как птица!» Это умение скрывать плохое настроение от окружающих достойно подражания! А теперь посмотрим, откуда же прилетела в Россию эта птица?

…Екатерина не любила праздновать свой день рождения. «Каждый раз, – писала она в 1774 году Гримму, – лишний год, без которого я могла бы отлично обойтись. Скажите по правде, ведь было бы прекрасно, если бы императрица оставалась в пятнадцатилетнем возрасте?» Итак, будущая Екатерина, принцесса София Августа Фредерика (дома ее звали Фике) родилась 21 апреля 1729 года в прусском городе Штеттине (ныне Щецин, Польша), в семье коменданта крепости князя Христиана Августа Ангальт-Цербстского. Он служил прусскому королю, но одновременно являлся суверенным германским владетелем из древнего, но обедневшего германского княжеского рода Ангальт-Цербстских князей. По линии же матери, княгини Иоганны Елизаветы, Фике происходила из знаменитого Голштейн-Готторпского герцогского рода. Брат ее матери являлся шведским королем Адольфом Фридрихом.

Детство принцессы было обычным для детей высокопоставленного круга. Она получила домашнее, довольно поверхностное образование: ее учили французскому языку, танцам, светским манерам, рукоделию. Зато на всю свою жизнь она запомнила свою воспитательницу – француженку Бабетту Кардель. У этой девушки-эмигрантки были золотое сердце, возвышенная душа, кротость и доброта. Екатерина ее очень любила. Образованная, начитанная и умная, Бабетта сумела привить девочке любовь к книге, за что Екатерина была впоследствии ей бесконечно благодарна. Напротив, с родителями у Фике отношения не сложились. Затянутый в мундир отец держался от детей на расстоянии, был немногословен и суров, а мать, выданная замуж в четырнадцать лет за сорокадвухлетнего генерала, увлекалась балами, нарядами и, как вспоминала с грустью Екатерина, «совсем не любила нежностей». Непоседливая и легкомысленная, Иоганна Елизавета обожала бывать в гостях, часто и подолгу разъезжала по замкам своих многочисленных германских родственников, прихватив с собой маленькую Фике. Эта кочевая жизнь с ранних лет выработала в Екатерине умение ориентироваться в быстро менявшейся обстановке, научила приспосабливаться к обстоятельствам, к быстроте и легкости знакомства с самыми разными людьми. При этом у девочки не образовалось устойчивого понятия дома, родного уголка, малой родины, что впоследствии облегчило ей привыкание к жизни в России.

Фике, как и все девочки в те времена, считалась обузой в семье. Родители знатной дочери думали лишь об одном: как бы найти ей выгодную партию, устроить за хорошего мужа – непременно за какого-нибудь принца или ландграфа. И желательно, чтобы он был не совсем уж дряхл или уродлив и непременно богат. Поисками жениха Иоганна Елизавета была озабочена с тех самых пор, когда стала ясно, что Фике выжила после тяжелых детских болезней и выглядела миловидной. В начале 1744 года неожиданный праздник пришел в семью Христиана Августа: русская императрица Елизавета Петровна пригласила Фике и ее мать посетить Россию. Это означало только одно: императрица выбрала Фике в невесты для своего племянника и наследника престола Петра Федоровича – сына старшей дочери Петра Великого Анны и герцога Голштейн-Готторпского Карла Фридриха.