Юрий Емельянов - Рождение и гибель цивилизаций

Политика английского правительства строилась на сочетании репрессивных мер с практикой компромиссов. Проведение открытых или негласных переговоров с политическими оппонентами с целью добиться угодных им решений не раз помогало английским правящим кругам преодолевать острые кризисы, которые в других странах были причинами восстаний или революций.

Точно так же, как научились лавировать среди рифов и скал, а порой останавливаться на расстоянии от опасного берега, правящий класс научился виртуозно управлять политическими процессами. Устойчивости государственного корабля способствовала двухпартийная политическая система, с помощью которой создавалась иллюзия острого соперничества различных взглядов и сохранялся контроль верхов над управлением страны. Владение искусством политического маневра позволяло правителям страны сохранять свое привилегированное положение и многочисленные социальные барьеры, в то же время делая отдельные уступки низшим слоям общества.

Если долговременные плавания на океанских судах научили англичан тому, как важно сочетать неукоснительное соблюдение определенных правил с чисто интуитивными решениями, то опыт государственного управления трансокеанской державы убедил правящие слои в необходимости как соблюдения законов, так и обеспечения свободы действий для капитанов государственного корабля. Институты власти Британии опирались на нередко взаимоисключающие правовые нормы, отражавшие противоречивые события многовекового прошлого страны. Как и любимые английской аристократией парки, представлявшие собой участки лишь отчасти окультуренной природы, запутанное английское право и отсутствие писанного текста конституции позволяли правящим кругам сохранять до некоторой степени первозданную хаотичность в природе и в обществе. Умышленно сохраняемый беспорядок помогал маневрам правителей Англии. Сама сложившаяся государственная практика, отражавшая победы правящей элиты, становилась источником для правовых норм. «Прецедентное право» стало удобным инструментом для укрепления позиций верхов и стабильности строя.

Сложившаяся практика и существующие институты власти освящались традициями, которые всемерно культивировались. Торжественные ритуалы и нелепые обычаи, сохранение древних порядков и превращение сравнительно недавних случайно сложившихся процедур в незыблемые правила помогали правящему классу использовать те социально-психологические механизмы, которые так прочно скрепляют общество с первобытных времен.

Таким образом обеспечивалось единство Великобритании и подчеркивалось ее отличие от окружающего мира.

В своей внешней политике английская правящая элита научилась отстраняться от тягостных и обременительных обязательств (так называемый принцип «блистательной изоляции».) и одновременно вмешиваться в дела одних стран с помощью других. Как никто Англия умела «таскать каштаны из огня чужими руками» и следовать принципу Рима: «Разделяй и властвуй!» Позже премьер-министр Великобритании Г. Д. Пальмерстон так определил внешнеполитические принципы своей страны: «У Англии нет постоянных друзей, но есть свои постоянные интересы». Благодаря своей вероломной политике Англия заслужила репутацию «коварного Альбиона».

Гибкая внутренняя и внешняя политика английских верхов привела к тому, что после гражданской войны XVII века Британия больше не знала войн на своих островах, если не считать налетов германской авиации на ее территорию в годы Второй мировой войны. Зато Британия продолжала активно использовать свои вооруженные силы за пределами острова. В ходе войн за Испанское наследство (1701–1713), за Австрийское наследство (1741–1748), а также Семилетней войны (1756–1763) англичане нанесли ряд поражений Франции и существенно увеличили свои владения за счет Голландии, Испании и Португалии. Победа в каждой из войн знаменовала новый успех Англии в расширении своей доли в эксплуатации земель Азии, Африки и Америки, что способствовало ее процветанию.

Благополучие Англии нашло отражение в идеологии Просвещения. Для мыслящих людей страны становилось очевидным, что в основе процветания Англии лежит работа хорошо налаженного общественного, механизма, благодаря которому постоянное развитие хозяйства, науки, техники, культуры обеспечивается неравенством между классами и народами, эксплуатацией низов верхами, целых континентов богатыми странами. Один из идейных лидеров Просвещения философ А Шефстбери нашел этому моральное объяснение. Он утверждал, что эгоистический частный интерес отдельного человека совпадает со всеобщим благом. Его идеи были поддержаны писателями А Поупом, Д. Дефо и другими. Однако другие деятели Просвещения, Д. Свифт и Б. Мандевиль, выражали сомнения в гармоничном сочетании эгоистических мотивов с интересами человечества. Они подчеркивали, что в основе благосостояния Англии лежали пороки и преступления, и отказывались видеть в этом проявление совершенства человеческой природы. Кто же был прав?

Механизм общественного развития, стимулировавшийся трансокеанскими плаваниями, открыл невиданный прежде в мировой истории простор для развития товарно-денежных отношений. Волшебный преобразователь работал с коэффициентом полезного действия, которого прежде не знала ни одна цивилизация. В основе его лежало не одноразовое ограбление чужого народа, как это было во времена египетских фараонов или походов Кортеса и Писарро. Он работал не за счет использования подневольного труда рабов, как в Римской империи, или пеонов Испанской колониальной империи, а потому этот механизм не был ограничен простым воспроизводством. Хозяйственный механизм товарно-денежных отношений представлялся его апологетам в виде вечного двигателя, который постоянно увеличивает объем производимой продукции. Не имевшие особой ценности предметы, пройдя через механизм трансокеанской торговли, обретали утроенную, удесятеренную стоимость. Новые обороты увеличивали ценность товара еще и еще раз. Невероятная производительность волшебного преобразователя позволяла не только удовлетворять материальные потребности узкого круга людей, но и делиться прибылью с другими. По этой причине сознавалось впечатление, что эгоистические желания верхов в конечном счете совпадают с интересами всех членов общества.

С другой стороны, высокая производительность товарно-денежных отношений по мере развития океанских связей обеспечила им всевластие. Еще на заре развития торговли товаром могло стать все, что угодно: материальное изделие и труд, знания и профессиональные навыки, поведение людей и межличностные отношения. Однако в ту пору действие товарно-денежных отношений сдерживалось традицией и могуществом государства. Всевластие же капитала втянуло весь мир вещей и идей в товарооборот. Ценность любого предмета, физических или умственных усилий, морального долга или чувств людей определялась прежде всего с точки зрения состояния рыночной стихии, еще более могучей и страшной, капризной и зыбкой, чем Мировой океан. Вырвавшись на свободу, капитал получил возможность диктовать свою волю, пуская все на продажу. Являясь силой, способствовавшей производству товарных ценностей, капитал одновременно не мог не разрушать ценности, не имевшие товарной значимости, в том числе человеческие связи, нормы поведения, мораль, привязанность к ближним и природе. За свое процветание пользователи волшебным преобразователем могли заплатить разрушением общества, уничтожением людей, гибелью целых народов. Именно эти впечатления от капиталистической Англии заставляли Свифта и Мандевилля сокрушаться по поводу порочности ее общественного устройства.