Николай Ковалевский - Русская военная история в занимательных и поучительных примерах. 1700 —1917

После заключения Ништадтского мирного договора со шведами, увенчавшего победу русского оружия, довольный Петр затеял шуточный разговор со своей женой Екатериной, плененной в свое время в Прибалтике: «Как договором постановлено всех пленных возвратить, то теперь я не знаю, что с тобою будет».— «Я ваша служанка — делайте что хотите,— отвечала Екатерина.— Однако не думаю, чтоб вы меня отдали, да и мне хочется здесь остаться».— «Так и быть, всех пленных отпущу, а о тебе же условлюсь с королем шведским»,— смеясь, закончил разговор Петр.

ВПрутском походе за некоторыми русскими военачальниками увязались их жены во главе с женой Петра I Екатериной. В один из решительных моментов, когда требовалось атаковать турок всеми силами, атака не состоялась из-за опасения оставить без защиты лагерь, где находились жены. То был урок для Петра, который с тех пор соблюдал старый воинский завет — не брать женщин в боевой поход и не допускать их на боевой корабль.

Ко времени Прутского похода относится курьезный приказ по армии Шереметева: «Объявить как в инфантерии, так и в кавалерии, что из дому царского величества пропала ручка алмазная и ежели кто найдет и принесет к ставке его величества, оному дано будет сто рублей». Ручка не нашлась.

Во время Каспийского похода русские войска с суши и моря подступили к старинному городу Дербенту, известному тем, что его основал Александр Македонский. Обнаружив невиданный в каспийских водах флот — более 270 русских судов, наиб Дербента без сопротивления вручил Петру I ключи от города. На триумфальной арке, возведенной в честь успеха войск Петра в центре Дербента, была сделана надпись: «Сию крепость соорудил сильный и храбрый, но владеет ею сильнейший и храбрейший».

При начале турецкой войны молдавский господарь князь Кантемир отдался под покровительство русского царя, и когда Петр I при заключении мира с турками узнал, что визирь требует выдачи ему Кантемира, то сказал:

— Я лучше уступлю туркам землю до самого Курска, нежели соглашусь на это. Всегда есть надежда отданное опять завоевать, но не сдержать данного слова — значит навсегда потерять веру и верность. Мы имеем своею собственностью одну только честь; отречься от нее — то же, что перестать быть государем.

Один отставной мичман рассказывал, что, будучи еще ребенком, он был представлен Петру I в числе дворян, присланных на военную службу. Царь открыл ему лоб, взглянул в лицо и сказал:

— Ну, этот плох. Однако записать его во флот. До мичманов авось дослужится.

«Таков был пророк,— добавлял старик,— что и в мичманы-то я попал только при отставке».

В1757 г. императрица Елизавета, побуждаемая австрийским двором, решила вступить в войну против Пруссии и ее союзников и приказала канцлеру А. П. Бестужеву-Рюмину составить по этому поводу манифест. Когда последний был готов и канцлер представил его Елизавете, она взяла перо и, подписав первую букву своего имени, остановилась и о чем-то заговорила. В это время муха села на бумагу и, ползая по чернилам, испортила написанную букву. Императрица сочла это худым предзнаменованием и тотчас порвала манифест. Лишь через несколько недель сомнений она потребовала новый текст манифеста и на этот раз быстро подписала его.

Одной из славных побед русских войск в Семилетней войне 1756—1763 гг. была победа у Грос-Егерсдорфа. Но когда немецкие войска начали отступать, главнокомандующий русской армией фельдмаршал С. Ф. Апраксин проявил нерешительность, не отдал приказа о преследовании, которого ждали командиры. На вопрос одного из своих помощников, почему бы не дать такого приказа, Апраксин отвечал: «Нет, довольно с нас, на один день двух праздников не бывает».

Не использовав плодов своей победы под Грос-Егерсдорфом, фельдмаршал Апраксин и в дальнейшем проявлял робость, и русские войска начали отступать. Когда императрица Елизавета послала ему указание — покончить с ретирадой и перейти в наступление, стушевавшийся Апраксин отвечал: «Указ Вашего Величества всех нас в такое изумление привел, что мы не слезами, но кровью плачем о том, что способов не предвидим по предписанному поступать». Пришлось Елизавете сменить главнокомандующего.

Впрочем, у поведения Апраксина был свой резон: зная силу «германской партии» при дворе, осторожный фельдмаршал опасался, что при смене власти ему от этой партии несдобровать.

Сын знатного боярина при царе Алексее Федоровиче. В 1735—1739 гг.— участник войны с Турцией, которую закончил в чине генерал-майора. В начале Семилетней войны (1756—1763) — главнокомандующий русской армией, одержал победу над прусскими войсками под Грос-Егерсдорфом. В дальнейшем действовал нерешительно, был обвинен в измене, умер во время следствия.

Подтверждением тому, что нерешительность фельдмаршала С. Апраксина в войне с Пруссией имела политические причины, были указания, которые он получал от канцлера Бестужева-Рюмина. Императрица болела, и канцлер, предвидя вступление на русский престол прусского наследника (Петра III), осторожничал. В отличие от Елизаветы, требовавшей наступать, он слал Апраксину инструкции, согласно которым фельдмаршалу следовало в одно и то же время и наступать, и стоять на месте; и брать крепости, и не отдаляться от границы. Только одно было строго определено: обо всем рапортовать канцлеру и ждать от него дальнейших указаний.