Александр Гильфердинг - История балтийских славян

Укрепленная пограничная черта Поморья со стороны Польши (а против нее поляки на своей земле воздвигли другой ряд укреплений) начиналась у Одры: на левом берегу Градище, на правом Выдухово и Чедно оберегали богатые низовья Одры, и стояли сторожевыми укреплениями Щетинской жупы, к которой и были, по-видимому, причислены [60] В грамоте 1187 г. приводится кастеллан Чедненский, но о жупе Чедненской нет упоминания в многочисленных грамотах этого времени; кастеллан Чедненский был, без сомнения, только начальником пограничной крепости, как, например, Гневомир Чарниковский, о котором повествует Мартин Галл. Только в позднейшее время, под влиянием немецких учреждений, Чедно, как и многие другие города и замки на Поморье, составило особый округ. . Далее черта шла по Варте и Нотечи: главная поморская крепость на Варте, была, кажется, Междуречье [61] Положение Междуречья в точности неизвестно. , у слияния Варты и Нотечи, напротив польской твердыни Сантока или Сутока, поморяне старались также иметь свое укрепление; далее, на Нотечи, их города были Волын или Велынь, Чарников, Устье и сильнейший оплот Поморья, неприступная в болотах крепость Накло.

На север от Нотечи тянулась полоса лесов и болот, которая служила как бы второй оградой Поморской земли, а за этими лесами и болотами завоеватель встречал другой ряд укрепленных мест: Пырицу, Старгард, Белгард, и второстепенные крепости — Карбье (на полдороге от Пырицы к Старгарду), Песек на северо-восток от Старгарда, и много других, которых имена не сохранились, но следы видны и теперь на черте между Пырицей, Старгардом и Белгардом в многочисленных остатках старинных валов.

Эти два ряда укреплений, воздвигнутых для защиты западного Поморья от Польши, составляли главную, самую крепкую из линий обороны: на ней по преимуществу приходилось поморянам отстаивать свою независимость, и на ней они сосредоточивали наиболее сил; но были, кроме того, и другие укрепленные линии, которые не имели, правда, такого важного исторического значения, но все же свидетельствуют о том, как сильна была у балтийских славян страсть к оборонительной системе войны. Восточное Поморье учредило себе также укрепленную линию против поляков, которая являлась как бы продолжением линии, проходившей по Нотечи, и шла от Накла к Вышеграду на Висле; на Висле оно имело несколько укреплений против пруссов. По обеим сторонам Одры находятся многочисленные следы старинных валов и "городов", которые, вероятно, относятся к тому времени, когда Одра разделяла враждебные племена поморян и лютичей, и составляли их обоюдную оборонительную линию. Наконец, и на морском берегу мы находим целый ряд укреплений для защиты Поморья со стороны датчан и скандинавов. Приморские торговые города: Щетин, Волын, Камен, Колобрег состояли каждый из укрепления, "города", окруженного предместьями, в случае неприятельского нашествия, народонаселение их, покидая открытые предместья и собираясь в "город", могло выдерживать долгую и упорную осаду. Щетин, Волын, Камен и Колобрег были, таким образом, основными точками в прибрежной оборонительной линии поморян. Замечательно, что в Колобреге, кроме внутреннего "города", была еще крепостца вне городской черты, со стороны моря, предназначенная, вероятно, для защиты богатых торговых предместий от внезапного нападения морских разбойников. С включением этих городов, прибрежная оборонительная линия Поморского княжества (т. е. собственно Поморья и восточной части лютичей), была следующая (с запада на восток): Барт (здесь упоминаются уже в XIII в. две крепости, старая и новая), Перун (на север от Штральзунда), Крестово, Гардище (кажется, на север от нынешнего Грейфсвальда), Гардчин и Гард на острове Хостне, Гутин (близ Грейфсвальда, к югу), Острожна, Волегощ, Лишане, Узноим и еще два городища на Ванцлавском острове, Любин на острове Волыне, Волын, Щетин, Камен, Требетово, Белбог близ Требетова, Колобрег и три городища по дороге от Колобрега к Кослину, Дерлово, Славно, Столп, Белгард на р. Лебе и, наконец, Гданьск.

Мы рассмотрели, таким образом, общественную жизнь балтийских славян в разных ее проявлениях. Недостаток известий не позволял нам составить себе полную ее картину, но везде мы находили ее верной одним и тем же началам, везде мы видели в ней слияние общинной стихии со стихией аристократической и господство племенного дробления. Наконец, мы могли заметить, что общественные начала балтийских славян были уже вполне выработаны и определены в Х, в XI, в XII вв., тогда как у других славянских народов, и даже у немцев и скандинавов, жизнь общественная в это время едва начинала развиваться. Но жизнь балтийских славян оказалась бесплодной; далее совершенствоваться она была не в силах; бодричи до своего конечного истребления остались в одном и том же общественном порядке, лютичи также; у поморян и ран племенной быт столь определенный и развитой в XI и начале XII в., явился таким же слабым, как у бодричей и лютичей, и немедленно распался, а взамен его эти славяне приняли быт немецкий, немецкий язык, немецкую народность.

И во всем у балтийских славян оказывалось такое страшное бесплодие: везде, при раннем развитии, неспособность вести его далее, постепенная утрата, и наконец, совершенное уничтожение. В VIII и IX вв. процветала у их западных ветвей обширная торговля, которая потом прекратилась; в это время Поморье имело сношения с Ближним Востоком, а впоследствии о том исчезла и память; в ХI в. город Волын вел такую торговлю, какой не было тогда во всей северной Европе, в начале ХII в. он был еще важен и богат, но не так, как прежде, а в конце этого века потерял уже всякое значение; в начале XII столетия поморская торговля была так жива и плодотворна, что поддерживала, на маленьком пространстве у Одерского лимана, четыре больших, цветущих города; в последующее время она стала мало-помалу угасать, и тот самый поморский народ, который во время Оттона Бамбергского так любил торговую деятельность, что часто половина жителей города была в отлучке за морем, этот народ через сто лет уже совсем отказался и от своей торговли, и от городов своих, предоставил и торговлю, и города призванным немцам, а сам закрылся в деревнях.

В Х и XI в. вагры и бодричи, несмотря на беспрерывную войну с датчанами и немцами, жили в довольстве хлебопашеством: в это время, при первом обращении их в христианскую веру, положено было им платить духовенству, вместо десятины, с каждого плуга (плугом считалось у балтийских славян пара волов и пара лошадей) по мере (корцу) хлеба, 48 связок льна и 12 монет, и они легко несли этот налог; в конце же XII в. подобная подать их так разоряла, что, уплативши ее, им нечего было есть, и они бросали земледелие, чтобы промышлять разбоем или просить милостыни на чужбине. Эта плодородная страна Славянская стала "глушью и местом запустения"; славяне, по выражению Гельмольда, мало-помалу угасали, и "последние остатки, какие от них были, не находя себе пропитания среди запустелых полей, до того изнемогали от голода, что бежали толпами к Поморянам и Датчанам, которые без милосердия продавали их в рабство Полякам, (лужицким) Сербам и Чехам".