Юрий Рубцов - Генеральская правда. 1941-1945

Генерал Б.А. Смирнов вспоминал также о результатах расследования, проведенного командованием 288-й истребительной авиадивизии. Вместе с начальником штаба подполковником Б.П. Колошиным они тщательно осмотрели место падения одного из «Лайтингов» и обнаружили катушку с намотанной картой. Она была отпечатана на шелке и хорошо читалась. Красная черта, нанесенная на карту, обозначала маршрут полета, который начинался от итальянского города Бари, где находилась авиационная база ВВС США, и заканчивался в Полтаве, где американские самолеты, совершавшие челночные полеты для бомбардировок немецких войск, проходили обслуживание перед обратным полетом. Смирнов и Колошин обратили внимание на то, что два югославских города, Приштина и Ниш, были отмечены на карте особо. Обычно так делается, чтобы выделить цель. Приштина ко дню происшествия еще была занята гитлеровцами, а расположенный от нее в более чем 80 километрах к северо-востоку Ниш уже был освобожден Красной Армией, но и через него пролег маршрут. Профессиональный штурман Колошин, обменявшись взглядами с комдивом, мог лишь с удивлением развести руками...

Однако вернемся к письму, 20 ноября 1944 г. полученному Генштабом от генерала Д. Дина. Глава американской военной миссии проинформировал советскую сторону о принятых после злополучного инцидента мерах. Командир группы самолетов, подвергших советскую колонну бомбардировке, смещен со своей должности. На театре военных действий «введено дополнительное ограничение, которое теперь, как правило, запрещает проведение тактических воздушных операций ближе чем в 80 милях (128 км) от известных советских позиций. Исключения из этих ограничений будут допущены только по соглашению с советскими органами и после специальной подготовки».

Целью проведенного разбирательства, естественно, было установление не только виновных лиц, но и причин, по которым стало возможно столь вопиющее происшествие. «В результате внимательного расследования мы заключили, — говорилось в ответе американской стороны, — что этот печальный инцидент произошел от того типа ошибок, который случается на всех театрах войны и который, даже при величайшей осторожности и предусмотрительности, мы бываем не в состоянии устранить полностью».

Уповать на счастливое стечение обстоятельств в дальнейшем было явно неразумно. Поэтому американская сторона одновременно подчеркивала, что лучший способ предупреждения подобных случаев — создание и поддержание тесной взаимосвязи между воздушными и наземными войсками обеих армий, действующими вблизи друг от друга. От имени Объединенного комитета начальников штабов высказывалась неоднократно прозвучавшая еще в ходе беседы Антонова и Дина мысль о необходимости продолжать усилия по совершенствованию системы взаимосвязи между оперативными штабами союзных армий «с целью устранения возможности ошибок и в то же время сохранения существенного сотрудничества, направленного на разгром общего врага».

Получив ответ (генерал армии Антонов представил его Сталину 23 ноября 1944 г.), советское руководство должно было окончательно определить, чем был инцидент в районе Ниша: заранее задуманной провокацией или случайным, роковым стечением обстоятельств? От этого, прежде всего, зависела реакция на случившееся, а значит, и перспективы боевого сотрудничества.

Что касается фронтового командования в лице генерала С.С. Бирюзова, то, судя по его воспоминаниям, оно делало однозначный вывод: налет американской авиации носил провокационный характер. Не верил маршал и в искренность извинений, которые принесли представители союзников на Средиземноморском театре военных действий. С Бирюзовым солидаризировался А.К. Блажей, квалифицировавший происшедшее как «предательский удар из-за угла».

Судя по документам, у маршала Бирюзова и генерала Блажея едва ли были веские основания судить столь категорично. Скорее всего, на их взглядах сказалось дыхание «холодной войны», в атмосфере которой вышли в свет их книги. Высшее же руководство Советского Союза в то время злого умысла в инциденте в районе Ниша, судя по всему, не увидело и расценило его как трагическую случайность, результат навигационной ошибки, согласившись с выводом союзников.

Не исключено, конечно, что Сталин допускал возможность сознательной провокации со стороны американцев, которые таким кровавым способом могли, по его мнению, попытаться доказать советской стороне необходимость внедрения своих офицеров связи в штабы советских войск. Соглядатаев, которые бы разнюхивали планы наших действий в Восточной Европе, Верховный пускать в расположение наших войск не хотел. Но и раздувать скандал не стал, дабы не иссякал поток союзных поставок по ленд-лизу: только в 1944 г. советские ВВС получили из США 5887 самолетов.

Вместе с тем советская сторона продолжала настаивать на том, чтобы американцы пунктуально соблюдали уже имевшиеся договоренности о координации совместных действий. При этом были проявлены не только твердость, но и необходимая гибкость. В развитие имевшихся с американцами договоренностей о координации боевых действий советский Генштаб определил, а Верховный Главнокомандующий утвердил новую временную границу для действий союзных воздушных флотов перед советско-германским фронтом на всем его протяжении. Предложенная союзникам, она по получении 26 ноября 1944 г. их согласия была введена в действие, о чем 6 декабря генерал армии Антонов доложил Сталину На южном фланге разграничение шло от Сараева на юг, через Призрен — Прилеп до южной границы Югославии и далее на восток по северной границе Греции до Черного моря [225] АПРФ, ф. 3, оп. 50, д. 421, л. 49. .

В дальнейшем в зависимости от начертания линии фронта эта граница изменялась. Согласование союзниками «рубежей бомбометания» стало на заключительном этапе войны обычной практикой и было важной сферой их боевого сотрудничества.

Так, на Ялтинской конференции в феврале 1945 г. ее участники договорились продолжать координировать воздушные и наземные операции. А 6 февраля 1945 г. соглашение, устанавливающее демаркационную линию для воздушных налетов, было достигнуто уже на трехсторонней основе — между советскими, американскими и британскими авиационными штабами. Больше того, соглашение предусматривало обмен информацией об осуществляемых и намеченных операциях уже на уровне авиационных соединений трех стран. Через месяц был сделан новый шаг — достигнуто соглашение о совместных действиях по прикрытию наступающих частей союзников с воздуха.

Вот как выглядело установление разграничительных линий на практике. Например, 2 мая 1945 г. помощник начальника Генштаба по внешним сношениям генерал-майор Н.В. Славин направил главам военных миссий США и Великобритании следующее письмо об установлении бомборазграничительной линии на подступах к Берлину: «В связи с успешным продвижением советских войск северо-западнее Берлина и занятием советскими войсками города Ростока Генеральный штаб Красной Армии просит Объединенное союзное командование дать указание своим ВВС, начиная с 3 мая 1945 года, придерживаться нижеследующей бомборазграничительной линии: Висмар, Шверин, Демитц, затем по р. Эльбе до Тангермюнде. Далее на юг от Тангермюнде бомборазграничительная линия остается без изменений.