Юрий Рубцов - Генеральская правда. 1941-1945

...Свое постановление пленум принимал уже в отсутствие маршала. После голосования за его вывод из состава руководящих органов КПСС стенограмма хладнокровно зафиксировала: «Тов. Жуков покинул зал».

На долгие годы прославленный военачальник был обречен носить политические ярлыки, сформулированные в постановлении «Об улучшении партийно-политической работы в Советской Армии и Флоте»: «Пленум ЦК КПСС отмечает, что за последнее время бывший Министр обороны т. Жуков Г.К. нарушал ленинские, партийные принципы руководства Вооруженными Силами, проводил линию на свертывание работы партийных организаций, политорганов и Военных советов, на ликвидацию руководства и контроля над Армией и Военно-Морским Флотом со стороны партии, ее ЦК и Правительства.

...Он оказался политически несостоятельным деятелем, склонным к авантюризму как в понимании важнейших задач внешней политики Советского Союза, так и в руководстве Министерством обороны».

Некий партийный гуманизм должны были продемонстрировать слова постановления о том, что пленум поручил Секретариату ЦК КПСС предоставить Жукову «другую работу». Все это оказалось банальным бюрократическим штампом. Никакой работы для Георгия Константиновича не нашлось, а в следующем, 1958 г. его и вовсе отправили в отставку, хотя увольнение с военной службы Маршала Советского Союза шло вразрез с законом.

Лет десять спустя, уже и сам сплавленный соратниками на пенсию Хрущев продолжал настаивать на том, что удаление Жукова с политической арены было вынужденным, ибо «постепенно накопились факты, которые нельзя было игнорировать без опасения подвергнуть страну перевороту типа тех, которые совершаются в Латинской Америке» [302] Хрущев Н.С. Время. Люди. Власть. Воспоминания в 4 кн. М., 1999. Кн. 3. С. 240. . Правда, факты, подтверждающие «бонапартизм» Жукова, как и на октябрьском пленуме, он не привел. Ну да Бог ему судья.

Руководство КПСС с приходом в 1964 г. на пост лидера партии Л.И. Брежнева также отказывало Жукову в снятии вздорных обвинений и в политической реабилитации. Маршала Победы реабилитировали неумолимое время и общественное мнение. Памятник великому полководцу, установленный новой Россией в центре Москвы, доказывает это лучше всего.

Начало сознательной жизни, казалось, не сулило Николаю Булганину особенной карьеры. Родился он Нижнем Новгороде, в семье служащего, окончил реальное училище и скромно трудился учеником электрика и конторщиком. Участием в революционном движении не отметился. Тем не менее после Февраля 1917 г. этот выходец явно не из пролетарских слоев сумел вступить в РСДРП(б). Грамотный партиец в ту пору встречался не часто, Булганина направили в органы Всероссийской чрезвычайной комиссии, где он стал быстро расти по службе. «В 1920 г. в Ферганской области руководил ликвидацией басмаческих банд», — читаем в его официальной биографии. Трудно представить этого претендовавшего на интеллигентность молодого человека с эспаньолкой, которая до конца дней оставалась его своеобразной визитной карточкой, в роли ликвидатора басмачей, но это действительно было в биографии будущего главы советского правительства.

В следующий раз он надел военную форму уже с началом Великой Отечественной войны. К этому времени за плечами были крупные государственные посты — председателя Московского совета депутатов трудящихся, председателя Совнаркома РСФСР, председателя правления Госбанка СССР и одновременно одного из заместителей председателя СНК СССР (в этом качестве Булганин оставался до мая 1944 г.).

В июне 1941 г. бывший главный банкир страны получил воинское звание генерал-лейтенант и стал членом военного совета Западного стратегического направления, а позднее и Западного фронта. Примеров таких кадровых коллизий, когда на пост одного из руководителей оперативно-стратегических объединений назначались люди сугубо гражданские, не служившие в армии, не имевшие профессионального образования, немало. И были на то свои причины.

Как не без основания считал Маршал Советского Союза И.С. Конев, когда членами военных советов были такие деятели, как Н.С. Хрущев, Л.М. Каганович, А.А. Жданов, Н.А. Булганин — крупные партийные и советские работники, члены ЦК, а то и Политбюро ЦК, это в силу их политического положения придавало им на фронте дополнительный авторитет [303] См.: Симонов К.М. Глазами человека моего поколения. С. 412. . Добавим: от этого в определенной мере выигрывали и фронтовые дела, учитывая возможности этих лиц, более значительные, чем у их коллег, по выбиванию у различных ведомств дополнительных ресурсов.

Тот же Булганин в разгар Московской битвы обратился к В.П. Пронину, в свое время сменившему его на посту председателя Моссовета, с предложением подключить к решению одной фронтовой проблемы... столичный трест по передвижке зданий. Имевшийся в тресте опыт потребовался для вызволения из болот застрявших танков и другой тяжелой техники. Москвичи пришли воинам на помощь, в результате в обороне столицы приняла участие почти тысяча «незапланированных» боевых машин.

Но другой стороной медали был полный непрофессионализм Булганина и таких, как он, карьерных совпартработников. Генерал-полковник В.М. Шатилов вспоминал, что в бытность его на Прибалтийском фронте член военного совета фронта не мог самостоятельно нанести на рабочую карту данные об оборонительных сооружениях противника, выявленных разведкой [304] Шатилов В.М. А до Берлина было так далеко... М., 1987. С. 324. . А ведь по существовавшему положению Николай Александрович должен был участвовать в разработке важнейших документов, связанных с планированием, организацией и обеспечением боевых действий, без его подписи не вступал в силу ни один приказ командующего, не могло считаться действительным донесение в Ставку ВГК. Так неужели нельзя было подобрать на такой пост более квалифицированного генерала?

Наверняка можно, но у Сталина были свои резоны. Дело в том, что главная, хотя и неписанная функция членов военных советов состояла в надзоре за командующими и другими высшими должностными лицами фронтов и доклады об их политическом облике. По существу, была воспроизведена ситуация периода Гражданской войны, но тогда комиссары ставились над командирами, бывшими в большинстве случаев военспецами, то есть классово чуждыми. Теперь же контролеры приставлялись к командным кадрам, воспитанным в родной Красной Армии. Такое недоверие к командующим и командирам не только было оскорбительным, но на практике способствовало утверждению вредного дуализма в руководстве войсками и подрыву тем самым основополагающего для любой армии принципа единоначалия.