Сергей Цветков - Начало русской истории. С древнейших времен до княжения Олега

На палубе корабля девушке дали выпить два кубка, чтобы она опьянела. Затем старуха ввела ее в палатку. Мужчины, стоявшие вокруг корабля, принялись стучать деревянными палками по щитам, чтобы не был слышен звук ее крика, иначе «взволновались бы другие девушки и перестали бы искать смерти со своими господами». Шестеро помощников «ведьмы» схватили жертву за руки и за ноги, накинули на шею девушки петлю и стали душить, между тем как сама «ведьма» несколько раз вонзила ей в ребра кинжал с широким лезвием. Когда все было кончено, ближайший родственник мертвеца — совершенно голый, но, вопреки ожиданиям, прикрывавший рукою не детородные части, а анус, — с факелом в руке приблизился задом наперед к кораблю и зажег подпал. «Не прошло и часа, как превратился корабль, и дрова, и девушка, и господин в золу, потом в мельчайший пепел [209]. Потом они построили на месте этого корабля, который они вытащили из реки, нечто подобное круглому холму и водрузили в середине его большую деревяшку белого тополя, написали на ней имя умершего мужа и имя царя русов и удалились». Церемония погребения завершилась повальным пьянством. «Веселие Руси есть пити», — скажет позднее князь Владимир.

В династической концепции «Повести временных лет» история княжения Аскольда и Дира выполняет роль некоего переходного периода, промежуточной ступени в государственном развитии княжества «полян». Венцом этого процесса рисуется вокняжение в Киеве истинного, законного династа — Игоря Старого, от имени которого Олег в полном сознании своего права устраняет незаконных владельцев «матери городов русских»: «И рече Олег Асколду и Дирови: «Вы неста князя, ни рода княжа, но аз есмь роду княжа», и вынесоша Игоря: «А се есть сын Рюриков». И убиша Аскольда и Дира...» [210]

Между тем для нас интересен в первую очередь не Игорь, а Олег, ибо он — первый персонаж древнерусской истории, который обладает чертами исторического лица. Его статус суверенного владыки, а не воеводы при малолетнем Игоре подтвержден договором 911 г. с Византией. В этом документе Олег величает себя «наша светлость», выступая в качестве верховного правителя русов, «великого князя» и «светлого князя», под рукой которого находятся другие «светлые князья» и «бояре», то есть целая вассально-иерархическая пирамида. В то же время имя Игоря в договоре отсутствует, как нет в нем и малейшего намека на то, что Олег выполняет функции верховного «светлого князя» временно или что над ним есть какая-то другая власть, которая формально санкционирует его действия. Крайняя щепетильность византийского двора в вопросе титулования иноземных владык служит порукой достоверности статуса Олега как легитимного главы русов.

Собственно говоря, высокое положение Олега среди пришедшей с ним «руси» было хорошо знакомо автору «Повести временных лет», вложившему в его уста слова: «аз есмь роду княжа». Но позднейшие переписчики летописи перетолковали это обстоятельство по-своему, включив Олега в семью Рюрика в качестве его «родственника» (Лаврентьевский список) или более определенно — «племянника» (Воскресенский список). Эти генеалогические построения не выдерживают исторической проверки, как ничем не подтвержденным оказывается и «варяжское» происхождение Олега (тем более его «урманство», известное одному Татищеву [211]). В равной степени это касается и его похода на Киев из Новгорода на Волхове, проделанного будто бы ради того, чтобы посадить на киевский престол малютку Игоря. Отсутствие у Олега всяких связей с Новгородским Севером удостоверяет тот же договор 911 г., где Новгород даже не упомянут в числе городов, для которых Олег вытребовал от Византии торговые «уклады»!

В какой же «Русии» правил этот князь «от рода русского» до его появления на берегах Днепра?

Для разрешения этой загадки следует обратить внимание на титулы «светлый князь» и «наша светлость», содержащиеся в договоре 911 г. Дело в том, что подобная титулатура вообще не характерна для древней Руси и великокняжеского рода мнимых Рюриковичей [212]. В то же время имеется показание источника, который свидетельствует о ее славянских корнях: титул «светлый князь» из договора 911 г. находит полное соответствие в рассказе Ибн Русте о славянах, где сообщается, что «глава их [славян] коронуется, они ему повинуются и от слов его не отступают... И упомянутый глава, которого они называют «главой глав», зовется у них свиет-малик» (буквально «свет-князь»).

Совпадение титула Олега с названием «главы славян» и в самом деле слишком знаменательно, чтобы не попытаться использовать это обстоятельство для определения местоположения Олеговой «Русии», тем более что арабские источники указывают довольно точный географический ориентир страны, где пребывает «свиет-малик». Обратимся опять к Ибн Русте: «Местопребывание его [«свиет-малика»] находится в середине страны славян... Город, в котором он живет, называется Джарваб, и в этом городе ежемесячно в продолжение трех дней проводится торг, покупают и продают». Из этих слов ясно, что арабы соотносили термин «светлый князь» с официальным титулом хорватских вождей («Джарваб», по общему мнению филологов, — это искаженное «Хорват»).

Западноевропейские и византийские писатели в VIII—X вв. объединяли под этнонимом «хорваты» целый ряд славянских племен, живущих к северу от Дуная. Франкские хронисты указывают, что хорватские поселения начинаются «за Багиварией» (Баварией). Для Константина Багрянородного хорваты («белые хорваты») обитают «по ту сторону Туркии», то есть Венгрии, и граничат на западе с «Франгией», иначе говоря, с той же Баварией, входившей в состав Восточнофранкского королевства; с востока, по словам Константина, на белых хорватов нападают печенеги (эти «хорвате белии» попали в поле зрения и «Повести временных лет»). Область расселения восточной группировки хорватов, осевших на склонах Карпат, идеально подходит под определение «середина страны славян».

Приблизительно на этой же территории источники, как мы убедились выше, фиксируют пребывание «русского» населения. Нам в связи с местоположением Олеговой «Русии» будет особо важна самая крайняя область поселения белых хорватов на востоке — будущая Галиция. Из других земель центрально-европейской «Хорватии» ее выделяет то, что только здесь, вплоть до нынешнего дня, этнонимы «русь», «русы» бытуют в форме «русины». Это обстоятельство приобретает чрезвычайную важность потому, что его употребление в единственном числе — «русин» — известно всего в двух документах Средневековья, самый ранний из которых — договор Олега с греками 911 г. (другой — Правда Русская начала XI в.). Игнорировать это совпадение невозможно, особенно если вспомнить, что в летописном сказании Олег представился Аскольду и Диру «гостем подугорским», то есть жителем Прикарпатья, русином [213].