М. Бойцов - Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

– Да разве ты не узнаешь меня, Александра? – сказал Меншиков.

– Какого Александра? – сердито вскричал офицер.

– Александра Меншикова, – отвечал ему мнимый мужик.

– Уж очень я знаю его светлость и должен знать, – сказал офицер, – да ведь он не ты.

– Нет! Это я сам, – отвечал Меншиков.

Офицер, почитая подобную встречу вовсе невероятною, подумал: «Не с ума ли сошел этот мужик?» – и не заботился о словах его. Тогда Меншиков взял офицера за руку, отвел его к окну, которым проходил в хижину свет, и сказал:

– Вглядись в меня хорошенько и припомни черты твоего прежнего генерала!

Офицер, посмотревши внимательно несколько времени, начал узнавать Меншикова и с изумлением воскликнул:

– Ах! Князь! Каким событием подверглись вы, ваша светлость, печальному состоянию, в каком я вас вижу?

– Оставим князя и светлость, – прервал его Меншиков. – Я теперь бедный мужик, каким я родился. Господь возведший меня на высоту суетного величия человеческого, низвел меня в мое первобытное состояние.

Все еще сомневаясь в том, что слышит и видит, и заметив в углу молодого мужика, который подшивал нитками подошвы поношенных сапогов своих, офицер тихонько спросил у него:

– Не знаешь ли ты человека, с которым я сейчас говорил?

– Да, знаю, – гордо и угрюмо отвечал молодой мужик, – он мой отец Александр; разве и ты также не хочешь узнавать нас в нашем несчастии, ты, который так долго и так часто ел хлеб наш?

Слыша слова сына, отец велел ему замолчать и, попросивши офицера подойти к себе, сказал ему:

– Извини, брат [37], несчастному юноше грустную досаду его. Этот молодец точно сын мой, которого прежде часто качал ты на своих коленях. Вот и дочери мои, – прибавил он, указывая на двух молодых крестьянок, сидевших на полу. Между ними стояла деревянная чашка с молоком, в котором размачивали они куски сухарей и ели деревянными ложками.

Старшая из них имела честь быть невестою императора Петра II-го, – продолжал Меншиков.

При неожиданном имени царя офицер смешался. Меншиков заметил его смущение и продолжал:

Ты удивляешься и не знаешь, что подумать о моих речах, потому что ты не знаешь, что произошло у нас в государстве в эти три года, которые провел ты за 2 500 лье от столицы, но удивление твое прекратится, когда рассказать тебе обо всем.

Тут начал он пересказывать печальные приключения, последовавшие одно за другим в России с 1725 по 1728 год! Начавши смертью царя Петра I-го, о чем офицер еще не знал, перешел он к тому, как Екатерина, пережившая своего супруга, воцарилась; объяснил участие, какое принимал в сем событии, пересказал подробности дел после ее кончины и восшествие на престол юного внука Петрова. Он присовокупил рассказ об обручении старшей своей дочери с царем, не скрывая, что именем будущего зятя своего захватил он верховную власть, употреблял ее насильственно, принужденный по необходимости совершать преступление за преступлением, дабы поддержаться на степени власти, им достигнутой.

Когда дошел он до сего места в рассказе, то глубоко вздохнул и сказал:

Я думал, что от людей мне уже нечего опасаться и остается спокойно наслаждаться плодами забот моих, или, лучше, моих преступлений, когда вероломные Долгорукие, одушевленные и руководимые иноземцем (графом Остерманом), еще более их вероломным, в одно мгновение низвергли меня с высоты величия в то бедственное состояние, в каком ты меня видишь. Я заслужил его – признаюсь в том пред Богом и перед людьми! Дивись превратности дел человеческих: я родился мужиком, и вот теперь я более прежнего бедный мужик после того, когда я восходил на высочайшую степень славы, богатства и могущества. Но лишение всех благ земных и свободы не причиняет мне никакой скорби, а вот (он указал на детей своих со слезами), вот, – продолжал он, и голос его прервали рыдания, – предметы печали моей. Видеть их, невинных, несчастными, их, рожденных в изобилии, видеть их всего лишенными, разделяющими со мною наказание за мои преступления, когда они не участвовали в них! Если справедливо, что в здешнем мире жизнь представляет беспрерывные перевороты, надеюсь, правосудное небо возвратит их некогда в недра отечества и нынешнее бедствие послужит им только уроком, что должно удерживать свои страсти и желания в пределах чести! (Предчувствие его исполнилось.) Ты едешь отдать отчет в своем деле и будешь иметь сношения с Долгорукими. Ты не найдешь в них людей, исполненных любви к отечеству [38], имеющих необходимые качества для исполнения славных предположений императора Петра I-го. Скажи им, что на обратном пути своем видел ты меня и что трудности путешествия, когда беспрерывно подвержен я свирепству здешнего климата, не только не ослабили моего здоровья, но и, кажется, еще укрепили его так, что никогда не был я так здоров, как ныне, и в неволе моей наслаждаюсь свободою духа, которой не знал, когда правил делами государства.

Офицер, которому события, рассказанные Меншиковым, были неизвестны, слушал их с таким же изумлением, как и жадностью, и все-таки почел бы он их бреднями больного воображения, если бы солдаты, под стражею коих находился Меншиков, не подтвердили ему истины всех его рассказов по мере того, как офицер спрашивал их. Грустно расстался он с Меншиковым, и прежде отъезда своего видел, как с ясным и смеющимся лицом сел Меншиков в небольшую открытую повозку, в которой совершил большую часть своего пути. Офицер не мог отказать в слезах бедному состоянию, в коем нашел Меншикова и его семейство, не без удивления видя его более великого в крайнем бедствии, нежели прежде в благоденствии. Долго провожал его взорами своими офицер.

Едва прибыл Меншиков в место своей ссылки, как начал помышлять о средствах усладить суровость ее. Он нарубил деревьев для постройки дома, удобного более сибирских хижин, из коих одну отвели ему на житье. Не только заставляя работать восьмерых своих мужиков, которых позволили ему взять с собою, но и сам работая неутомимо, он трудился беспрерывно с топором в руках наряду с ними. Устройство жилища начал он построением часовни и к ней приделал сени и четыре комнаты. В одной из них поместился он с сыном, дочери его были в другой, мужики-служители в третьей, а четвертая служила для складки припасов. Старшая дочь, бывшая невеста царя, приняла на себя вместе с одною крестьянкою заботы о приготовлении для всех кушанья, а вторая дочь (ныне супруга господина Бирона) починку платья и мытье белья, также с помощью одной крестьянки [39].

Какой-то добродетельный друг, имени коего ни Меншиков, ни его дети никогда не могли узнать, нашел средство доставить им из Тобольска через степи, какие лежат далее к северу, быка, четырех коров и птицу всякого рода, так что из всего образовался хороший скотный дворик. Меншиков устроил, кроме того, достаточный огород, так что у семейства его целый год были овощи. Все находившиеся в доме его должны были ежедневно присутствовать при молитве в часовне, отправляемой постоянно четыре раза вздень: поутру, в полдень, вечером и в полночь.