Вадим Деружинский - Забытая Беларусь

Если это «триединый народ», то почему в таком случае беларусы, украинцы, поляки, чехи, словаки говорят в знак согласия славянское «Так», а русские говорят «Да» — как болгары, турки и румыны с молдаванами?

Эта странность объясняется просто. Коренное финское население Центральной России учило славянский язык от болгарских и киевских попов в процессе своего приобщения к христианству. Отсюда и пришло в язык московитов балканское «да», которое чуждо славянам.

Что касается беларуского (славянского) языка, то он сформировался в виде десятков региональных диалектов не ранее XVI века, а прежде население в деревнях говорило на разных диалектах (наречиях) балтского языка кривичских и ятвяжских племен [5] Вацлав Ластовский отмечал в 1918 г., что диалекты беларуского языка ученые объединяют в 6 основных групп: борисовскую, витебскую, минскую, полесскую, слуцкую, смоленскую. — Прим. ред. .

Однако отличие между беларусами и нынешними русскими в том, что субстратом беларуского (славянского) языка был балтский язык (индоевропейский), наиболее близкий славянскому языку — смешению языка готов и балтов, а вот субстратом нынешнего русского языка, как считают сами российские лингвисты, были финские языки коренного населения Центральной России (Московии) — то есть не индоевропейские.

Субстратом украинского языка были индоевропейские языки днепровских балтов и ираноязычных сарматов (аланов), сегодня их язык сохранился в виде осетинскою языка (от языка последних появились гидронимы Дон, Днепр, Днестр) — коренного до славянизации населения Центральной и Западной Украины. Восточная же Украина населена, как Московия, славянизированными финскими племенами — отсюда и нынешние конфликты в этой стране между разными субстратами.

Татьяна Миронова считает, что беларуский и украинский языки «испорчены полонизмами» по сравнению с (надо полагать) чистым от полонизмов русским языком.

Хорошо, пусть слово «сябр» (друг, товарищ) — полонизм. Но что тогда не полонизм? Русское слово «товарищ»? Так ведь оно татарское, произошло от такого же татарского «товар», вообще не славянское. Видимо, Миронова хочет, чтобы беларусы и украинцы забыли свою индоевропейскую лексику и стали вместо него использовать татарскую лексику русского языка.

Пусть слова «гаспадарка» и «гаспадар» — полонизмы. Менять их на русские «хозяйство» и «хозяин»? Но это производные от «хозя» и «ходжа», вошедшие в язык московитов в ордынский период. Так с какой стати мы, в Орде не жившие, должны использовать конструкцию «хозяин колхоза» или «хозяин машины» — буквально «ходжа колхоза» и «ходжа машины»? Зачем менять наши нндоевропейские слова на не индоевропейские и неславянские?

Пусть слово «гроши» — «германизм». Но это все же индоевропейская лексика — в сравнении с навязываемым нам русским словом «деньги» — от тюркского «тэнге».

В русском языке гораздо меньше славянской и индоевропейской лексики, чем в беларуском и украинском. Вся лексика России XIX века в сфере торговли и в сфере народной одежды целиком взята из татарскою языка.

Татьяна Миронова нашла, что беларуский и украинский языки «подражали польским литературным моделям». Конечно! Ведь литературный русский язык — не славянский, а полуславянский, он наполовину основан на финской грамматике. Ясно, что раз в других славянских языках нет этих самобытных русских реалий — то все они якобы «подверглись влиянию полонизма», и даже не славянские вовсе.

Русский язык — это единственный индоевропейский язык, где глагол «иметь» заменяется, как в финских языках, конструкцией с глаголом «быть»: «у меня есть», «у нас есть», «у них есть» — вместо индоевропейского «я имею», «мы имеем», «они имеют». Почему? А потому что в финских языках нет глагола «иметь», он там заменен конструкцией с глаголом «быть».

Поскольку субстратом русского языка был финский язык, русская грамматика унаследовала многие черты финской (неиндоевропейской) грамматики. Это и многопадежность русского языка в создании разных падежных окончаний для форм одного падежа (в финских языках до 22 падежей). Это и наличие частиц «-ка» и «-то», что является прямым заимствованием от финнов и не присутствует ни в одном индоевропейском языке. И финская окающая фонетика, и многое другое, о чем писали российские лингвисты, исследуя финский субстрат русского языка.

Так почему русский язык не похож на беларуский и украинский? Вовсе не потому, что, как утверждает Миронова, эти два языка «испорчены польским влиянием». А потому что русский язык формировался на субстрате финских языков и формировался в ордынский период, впитав огромные пласты татарской лексики.

Так что вопрос, «чей язык более испорчен» — если таковой вообще имеет право на научное обсуждение (хотя я такой вопрос считаю ненаучным и неэтичным) — должен иметь такой ответ: более всех «испорчен» финским и татарским влиянием русский язык, и он дальше всех отстоит от других славянских языков. Во всяком случае, образованные славяне понимают другие славянские языки без переводчика, и только русские не понимают ни один другой славянский язык. Потому что в других славянских языках нет финского субстрата и нет татарской лексики.

Мне непонятны и обвинения в том, что у беларусов в их языке нет русских языковых реалий, а есть якобы «полонизмы». Простите, но мы не жили в Орде, а жили в Речи Посполитой. Язык формируется на основе реалий жизни. Если Татьяна Миронова считает, что нам надо освободить язык от полонизмов — то чего тогда она не призывает освободить свой русский язык от тюркской лексики? Почему не требует запретить слова «деньги», «товарищ», «хозяин» и подобные им? Почему не требует использовать форму «я имею» вместо финской «у меня есть»? Где логика?

На деле получается, что под предлогом «избавления от полонизмов» ч лен-корреспондент Международной Славянской академии наук требует от беларусов и украинцев отказаться от своих индоевропейских языковых реалий — и вместо них принять финские грамматические нормы и татарскую лексику русского языка. Мне такая замена представляется абсолютно ненужной.

Татьяна Миронова фантазирует:

«Идея переделывания русских в «щирых украинцев» была щедро профинансирована австрийским правительством. В городе Львове, входившем тогда в состав Австрии, историк М. С. Грушевский сочинил «Историю Украииы-Руси», где князей русских Владимира Святославича, Ярослава Мудрого, Владимира Мономаха поименовали украинскими князьями, писателей Николая Гоголя и Николая Костомарова принялись именовать великими украинскими писателями и переводить их труды на украинский язык, который, в свою очередь, был сотворен из тех самых полонизмов, германизмов и варваризмов так, чтобы ни в коем случае не походил на русский литературный язык. Переводы эти выглядели довольно дикими. К примеру, шекспировская фраза Гамлета «Быть или не быть: вот в чем вопрос?» в так называемом литературном украинском переводе Старицкого получила несвойственную благородному принцу датскому базарную развязность: «Буты чи не буты: ось-то заковыка?»