Сергей Цветков - Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава

См.: Пресняков А.С. Княжое право в Древней Руси. СПб., 1909. С 29.

Имена Игорь, Аминод, Туад, Акун, Алдан, Турд, Тудко — кельтского происхождения; по всей вероятности, они были усвоены рутенами/ ругами в период их проживания в Галлии и к середине X в. сделались уже собственно «русскими» именами, наряду с именем Гуды, известным у галльских рутенов и иллирийских венетов. Володислав, Предслав, Воик, Ут — имена общеславянские, напоминающие о последующей славянизации античных рутенов/ругов и превращении их в русов. Имя Удо носил один из ободритских князей; в вендском Поморье также находился город Утин. Фа-сты в VIII—X вв. во множестве встречались среди фризов, Улебы — среди эстонской «чуди». О браках членов «русского рода» с представительницами знатных аланских родов Киевской земли свидетельствует имя Улебовой жены Сфандры — от иран. Сфанд — название последнего месяца года (см.: Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е— 70-е годы X века. М., 2000. С 33; Кузьмин А.Г. Об этнической природе варягов // Вопросы истории. 1974. № 3; Кузьмин А.Г. Древнерусские имена и их параллели // «Откуда есть пошла Русская земля». Кн. 1. М., 1986. С. 643—654).

См.: Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е—70-е годы X века. С. 33, 34.

Гедеонов С.А. Варяги и Русь. Ч. 2. СПб., 1876. С. XXXIV; Ра-пов О.М. «Знаки Рюриковичей» и символ сокола // Советская археология. 1968. № 3. С. 66—69.

См.: Сотникова А., Спасский И.Г. Тысячелетие древнейших монет России. Сводный каталог русских монет X—XI веков. Л., 1983. С. 199—201.

Никитин A.Л. Основания русской истории. С. 308.

См.: Королев А.С. История междукняжеских отношений на Руси в 40-е—70-е годы X века. С. 52—53.

Для исторической критики этот вывод очевиден. Если В.О. Ключевский еще колебался, относя призвание князей-варягов к «темным преданиям» нашей летописи (см.: Ключевский В.О. Сочинения: В 9 т. М., 1989. Т. I. С. 145), то Д.И. Иловайский уже начисто отвергал в летописном сказании о призвании Рюрика какую-либо историческую основу (см.: Иловайский Д.И. История России. Часть I. M., 1876. С. 19—25). Историки XX в. выражались еще более определенно. Е.Ф. Шмурло называл летописную родословную «сказкой-легендой» (Шмурло Е.Ф. Курс русской истории. Возникновение и образование Русского государства (862—1462). Изд. 2-е, испр. Т. 1. СПб., 1999. С. 73). С.П. Толстов и М.Н. Тихомиров были уверены в том, «что перед нами, бесспорно, сознательно фальсифицированная родословная» (Толстов С.П. Древнейшая история СССР в освещении Вернадского // Вопросы истории. 1946. № 4. С. 122). Б.А. Рыбакову летописная генеалогия представлялась «примитивно искусственной» (Рыбаков Б.А. Мир истории. Начальные века русской истории. М., 1987. С. 65). Для А.Л. Никитина Рюрик — «всего только легенда и, подобно поручику Киже, на Руси „фигуры не имеет"» (Никитин АЛ. Основания русской истории. С. 164).

Предположение о том, что автор Слова в данном фрагменте имеет в виду каких-то конкретных личностей своего времени, сталкивается с рядом трудностей. Так, невозможно персонифицировать «Ярослава». Черниговский князь Ярослав Всеволодович — кандидатура неподходящая, потому что в «наведении поганых» на Русскую землю он стал повинен, согласно летописи, только в 1195 и 1196 гг., то есть спустя десять—одиннадцать лет после похода Игоря Святославича. К тому же он упоминается в «златом слове» Святослава Всеволодовича («А уже не вижду власти [силы] сильнаго и богатаго и многовоя брата моего Ярослава с черниговскими былями [боярами]...»), а не в числе князей, к которым обращен авторский призыв отомстить «за раны Игоревы». Среди последних, впрочем, есть галицкий князь Ярослав Владимирович (Осмомысл), однако летопись не знает за ним никаких черных дел, в том числе предательских сношений с половцами.

Крайне спорно выглядит и отождествление «внуцей Всеславовых» с внуками полоцкого князя Всеслава Брячиславича. Замечено, в частности, что слова «внук», «внуки» встречаются в Слове шесть раз, «и только единожды („Игоря... внука Ольгова") безусловно в значении „сын сына”», из чего следует обоснованный вывод, что «эти речения («внуци Всеславли» и «жизнь Всеславля». — С. Ц.) к Всеславу Брячиславичу не имеют отношения» (Энциклопедия Слова о полку Игореве. Т. 1. А—В. СПб., 1995. С. 216, 261).

«Вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую, на жизнь Всеславлю» — странный упрек. Негодующее обращение автора Слова совершенно не вписывается в историческую ситуацию конца XII в., когда семейная вражда Ярославичей и Всеславичей уже перестала быть живым нервом княжих усобиц вследствие разделения Ярославичей на два враждующих клана — Мономашичей и Ольговичей, которые, собственно, и «наводили поганых» на Русскую землю при жизни автора Слова. Но почин в использовании половецкой силы для улаживания княжеских распрей принадлежал, конечно, не Мономашичам, не Ольговичам, и уж тем более не внукам Всеслава Полоцкого, которым летопись вообще отводит весьма скромное место в братоубийственных войнах того времени. Фраза «вы бо своими крамолами начясте наводити поганыя на землю Рускую» по отношению к князьям второй половины XII в. выглядит очевидным анахронизмом.

Еще более удивительным представляется посмертный патронаж Всеслава Полоцкого над Русской землей, которая оказывается вдруг «Всеславовым достоянием». Между тем этот князь сидел на киевском столе очень недолго, всего около года (с 1068 по 1069 г.), и, строго говоря, отнюдь не на легитимных основаниях, будучи, по сути, ставленником мятежных киевлян. За исключением этого кратковременного эпизода, его реальная власть над Русской землей никогда не выходила за пределы Полоцкого княжества.

Летописец как будто иллюстрирует этот тезис историческими сводками. 1065 год. «В се же лето Всеслав [Полоцкий] рать почал... по сем же быша усобица многа, и нашествие поганых на землю Русскую...» 1067 год. Новая распря: «Заратися Всеслав, сын Брячиславль, Полотцкий, и зая Новгород до Неревьского конца и пожьже... Ярославиче же трие, Изяслав, Святослав, Всеволод, совокупивше многы вой, идоша на Всеслава Полотцкого... И поидоша к Немизи [река Немига, приток Свислочи], и Всеслав поиде противу, и совокупишася обои на Немизи... и одоле Изяслав, и Святослав и Всеволод, а Всеслав бежа». Бедственные последствия кровопролитной сечи на реке Немиге — первой крупной междоусобной резни после смерти Ярослава I — отмечены и в Слове, как раз в следующей за нашим фрагментом песне о Всеславе Полоцком, который «скочи волком до Немиги с Дудуток»: «На Немизе снопы стелют головами, молотят чепи харалужные [цепями булатными], на тоце [на току] живот кладут, веют душу от тела. Немизе кровави брезе [берега] не бологом бяхуть посеяни [не хлебом были засеяны], посеяни костьми русских сынов». Как результат: «В лето 6576 [1068 г.]. Приидоша иноплеменницы на Русскую землю, половци мнози, Изяслав же, и Святослав и Всеволод изыдоша противу им на Алто [река Альта]... грех ради наших пусти Бог на ны [нас] половец поганых, и побегоша Русьстии князи», а половцы «разсыпалися по земли».