Джеффри Робертс - Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939 – 1953

В апреле 1946 года Сталин сказал новому послу США в Москве Уолтеру Беделу Смиту: "Я могу заверить президента Трумэна и готов утверждать публично, что Советский Союз не собирается нападать на турок… но турки слабы, и Советский Союз хорошо понимает опасность иностранного контроля над проливами, от которого турки не могут эффективно защищаться. Турецкое правительство не дружественно по отношению к нам. По этой причине Советскому Союзу требуется база в Дарданеллах. Это условие нашей собственной безопасности".

Кризис по вопросу проливов начался 7 августа 1946 года, когда СССР направил туркам дипломатическую ноту по пересмотру положений конференции Монтрё. Последовала критика турецких действий по отношению режима проливов в ходе войны. Нота предлагала, что проливы должны: 1) всегда быть открыты для торговых судов; 2) всегда быть открыты для военных кораблей черноморских государств; 3) быть закрыты для военных кораблей нечерноморских государств, исключая некоторые ситуации; 4) быть под контролем турок и других черноморских государств; и 5) быть надёжно защищены Советским Союзом и турками. Важно, что в ноте не упоминались требования вернуть Карс и Ардахан (Эрдаган?).

Августовская дипломатическая нота была представлена, как совместные американские, британские и советские предложения по пересмотру положений Монтрё, что подчёркивалось в сдержанной примирительной статье по этому вопросу в "Известиях". Действительно, первые три пункта советского предложения очень похожи на американскую дипломатическую ноту по пересмотру Монтрё, выпущенную в ноябре 1945 года. 19 августа 1946 года, однако, США оспорили молотовское утверждение, что режим проливов исключительно дело черноморских государств и высказались за созыв многосторонней конференции по пересмотру Монтрё. Британцы передали Москве собственный взгляд двумя днями позже.

22 августа турки ответили Москве, что советское требование о совместной обороне проливов неприемлемо, несовместимо с сохранением турецкого суверенитета и (Стр.311)безопасности. 24 сентября Москва отреагировала меморандумом, который повторял особые права черноморских государств в отношении проливов и отрицал, что советское предложение угрожает турецкому суверенитету, или подрывает их безопасность. 9 октября британцы и американцы подтвердили свою позицию, и турки повторили свою. Образовался классический тупик. Его можно было разрешить дипломатическим путём, созвав многостороннюю конференцию в Монтрё, но это было неприемлемо для Москвы. По её мнению любой многосторонней конференции должны предшествовать прямые переговоры между СССР и Турцией.

Эта спекуляция показала, насколько далеко Сталин был готов зайти со своими предложениями по вопросу Черного моря, и только сильная западная поддержка Турции предотвратила советское нападение. Идея, что Сталин готовится начать войну с Турцией из-за конфликта выглядит очень соблазнительной, хотя вполне возможно, что он поднял шум и бряцал оружием на русско-турецкой границе, чтобы оказать тактическое давление на Анкару. В этих событиях Москва не ответила на последнюю ноту турок и дипломатический кризис по проливам исчез.

Что показали иранский и турецкий инциденты, так это то, что Сталин был готов жёстко давить для достижения стратегических целей, но не переходил к разрыву отношений с Британией, и США. Сталин был озабочен предотвращением раскола в Великом Альянсе, старался избежать конфронтации на окраинах вдоль границ. Советские базы в Чёрном море прикрывали "сталинское грузинское сердце", и, как всегда, он считал приоритетом контроль над жизненно важными экономическими ресурсами, такими, как нефть.

Но значительно большее значение для него имела общая ситуация в Европе, и он продолжал считать, что переговоры внутри Великого Альянса были лучшим способом для защиты его сферы влияния в Восточной Европе, и предотвращения враждебного антисоветского блока в Западной Европе. Вне зависимости от словесных осуждений Черчилля после Фултона, Сталин делал публичные заявления о том, что напряжённость в восточно-западных отношениях может быть снижена, что проблемы внутри Великого Альянса могут быть разрешены путём переговоров и что мир, и безопасность можно сохранить.

В марте 1946 года Сталина спросил о "военной опасности" Эдди Гилмор из "Ассошиэйтед Пресс". Он ответил, что больше нет наций, готовящих свои армии к новой войне; это провокационная пропаганда, ведущаяся некоторыми политическими группировками. В сентябре Александр Верс задал Сталину ряд вопросов и получил в ответ, что советский вождь не верит в опасность новой войны. В нескольких интервью Сталин отрицал, что США и Великобритания занялись капиталистическим окружением СССР, и утверждал, что верит в возможность мирного сосуществования с западом.

Верс также спросил Сталина, считает ли он, что американская монополия на атомное (Стр.312)оружие представляет собой угрозу миру. "Я не считаю атомную бомбу серьёзной силой, как наверное политики склонны считать её. Атомными бомбами намереваются запугивать слабонервных, но они не могут оценить последствия войны, так как такие бомбы не являются достаточным средством для этой цели". В октябре вернулся Хаг Бэйли из "Юнайтед Пресс".

На вопрос, согласен ли он с недавней речью Барнса, который говорил о напряжённости, появившейся в советско-американских отношениях, Сталин ответил – нет. На вопрос, согласен ли он, что переговоры по мирным договорам будут успешны, Сталин сказал, что думает также. О военной опасности Сталин повторил своё мнение, что "Черчилль и его друзья" нагнетают страх, и назвал их усилия подстрекательством к новой войне, и призвал разоблачить, и обуздать их. Все эти ответы Сталина были даны в письменном виде на письменные вопросы, заданные журналистами.

В декабре 1946 года, однако, Сталин дал интервью "вживую" Эллиоту Рузвельту. Естественно, Рузвельт поинтересовался, что думает Сталин об ослаблении сотрудничества и взаимопонимания между США, и Советским Союзом после смерти его отца. Сталин ответил, что, в то время, как отношения между советскими и американскими народами продолжают улучшаться, непонимание возникает между двумя правительствами. Но Сталин не думает, что возникнет дополнительное ухудшение в отношениях и разовьётся военный конфликт, для которого нет оснований: "Я думаю, что угроза новой войны не реальна", – сказал Сталин.

В апреле 1947 года Сталин дал другое персональное интервью, на этот раз сенатору-республиканцу Гарольду Стейссену. Снова сталинское настроение было боевым. Он указал Стейссену, что несмотря на различия в их экономических системах, Советский Союз и США сотрудничали во время войны, и нет причин, по которым они не могут продолжать это и в мирное время. В поддержку своей веры в возможность мирного сосуществования социалистической и капиталистической систем, Сталин обратился к учению Ленина.