Джеффри Робертс - Сталинские войны: от мировой войны до холодной, 1939–1953

Видимой причиной прекращения переговоров было требование Советов предоставить Красной Армии проход через территорию Польши и Румынии для предотвращения войны с Германией. Проблемой было то, что Польша и Румыния — две авторитарных антикоммунистических страны, имеющих территориальные проблемы с СССР, страшились советской интервенции едва ли не больше, чем немецкого вторжения, и не желали уступать Красной Армии автоматическое право прохода в случае войны. Советы настаивали, однако, что их военные планы зависят от наступления через Польшу и Румынию для отражения немецкого нападения, и что они должны знать, где им располагаться в этом случае. Для Советов тройственный альянс с Британией и Францией означал прежде всего координацию военного плана сражения в общей войне против Германии. Без такого военного договора был невозможен политический фронт против Гитлера, которого не удержит от войны никакой договор, как полагал Советский Союз.

Кроме права военного прохода через Румынию и Польшу была глубокая причина для московского решения остановить переговоры по тройственному альянсу: Сталин не верил, что Британия и Франция станут серьёзно сражаться с Гитлером. Он действительно боялся, что они сманеврируют и повернут фронт против него. Как Сталин позднее говорил Черчиллю, «у него сложилось впечатление, что переговоры были неискренние и только с целью запугать Гитлера, а позднее использовать его». В другой ситуации Сталин жаловался, что Невилл Чемберлен, премьер-министр Британии, «ненавидит Россию», не допустит альянса с Англией и принесёт Россию в жертву Гитлеру.

Когда Сталин прекратил переговоры о тройственном союзе, он не знал, что случится дальше, несмотря на пакт с Гитлером, который он заключил несколькими днями позже. Четыре месяца Германия намекала, что может сделать лучшие предложения, чем Британия и Форанция. В начале августа увертюра достигла уровня «кресчендо»: Риббентроп заявил советскому дипломатическому представителю в Берлине Георгию Астахову, что «не существует проблем от Балтики до Чёрного моря, которые не могут быть разрешены между ними». До этого Сталин не поощрял Риббентропа, и Астахов остался без инструкций, что отвечать на всё более экстравагантные обещания немецких собеседников. Немцы очевидно пытались сорвать заключение тройственного альянса. Но, в то время, как Сталин не доверял Англии и Франции, Гитлеру он доверял ещё меньше. По собственной логике Сталин, зная Гитлера, как убеждённого антикоммуниста, не сомневался, что нацистский диктатор может осуществить планы германского нападения на Россию, которые он описал в «Майн кампф». Сталин боялся также, что вакуум несостоявшегося тройственного альянса будет заполнен англо-германским соглашением, направленным против Советского Союза. К концу июля, однако, переговоры по тройственному пакту тянулись уже четыре месяца, и медленный подход Британии и Франции к предстоящим военным переговорам показал, что Лондон и Париж предполагают тянуть их как можно дольше, в надежде, что Гитлер испугается атаковать Польшу, ввиду возможности англо-франко-советского альянса. Так, вместо прилетевшей в Москву, новая англо-французская военная делегация должна была прибыть в Ленинград на корабле, весьма не скоро, но с детальным стратегическим планом совместной войны против Германии.

В то время, как Британия и Франция задумали устрашить Гитлера переговорами, Сталин не имел в этом уверенности и полагал, что Гитлер вскоре атакует Польшу. В обстоятельствах распада несостоявшегося тройственного союза и втягивания Польши в войну, немецкие предложения о переговорах требовали более серьёзных размышлений, и Астахову было приказано уточнить их. Поворотной точкой в этом вопросе стало согласие Германии подписать специальный протокол, очерчивающий советские и германские политические интересы. В срочном специальном послании Сталину от 20 августа, в котором Гитлер запросил для Риббентропа позволения прибыть в Москву для подписания протокола, указывалось, что «напряжённость между Германией и Польшей достигла предела», и что время компромиссов закончилось. Сталин ответил на следующий день, соглашаясь на виизит Риббентропа:

«Я надеюсь, что германо-советский мирный (неагрессивный) договор обозначит поворот к лучшему в политических отношениях между нашими странами. Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях друг с другом. Согласие германского правительства заключить „неагрессивный“ пакт обеспечит фундамент для устранения политической напряжённости и для обеспечения мира, и сотрудничества между нашими странами».

Сталин лично принял Риббентропа в Кремле и продемонстрировал всю проницательность, шарм, и интеллект, которыми он был знаменит в дипломатических кругах. На предложение Риббентропа выступить посредником в советско-японских отношениях, Сталин ответил, что не боится японцев, и что они смогут получить войну, если захотят, однако мир намного лучше. Он расспросил Риббентропа насчёт мнения Муссолини о германо-советском пакте и захотел узнать, как отнесутся к нему турки. Сталин высказал мнение, что пока Британия слаба в военном смысле, она будет вести войну хитростью, и что французская армия в настоящее время стОит внимания. Он предложил тост за здоровье Гитлера, заверив Риббентропа, что знает, «как немецкая нация любит своего фюрера». Когда Риббентроп собирался его покинуть, Сталин заявил, что «советское правительство рассматривает пакт очень серьёзно. Он ручается словом чести, что Советский Союз не изменит своему партнёру».

Но в чём Сталин согласился с Риббентропом, и что было в природе нового советско-германского сотрудничества? Официальный текст договора был аналогичен многим другим подобным договорам, заключённым в 20-х и 30-х годах, но отличался от известных соглашений отсутствием упоминания об осуждении возможной агрессии Германии, или СССР против третьих стран. Это исключение убедительно показывает, что пакт стал основным обеспечением советского нейтралитета в ходе надвигавшейся германо-польской войны. Сталин принял предложения Гитлера о дружбе и ненападении, и, что более важно, о добавлении к пакту секретного протокола.

Первый пункт этого секретного протокола гласит, что балтийские страны, Финляндия, Латвия и Эстония входят в советскую сферу влияния. Второй пункт делит Польшу на советскую и германскую зоны влияния по линии рек Нарев, Висла и Сан, и заявляет, что «желательно сохранить независимость польского государства», и статут его будет определён в ходе дальнейшего политического развития. Третий и последний пункт этого короткого протокола привлекал внимание к советским интересам в Бессарабии, части румынской территории, которую Москва желала вернуть, как принадлежавшую России до 1918 года, в то время, как германская сторона отказалась от любой заинтересованности в этом обсуждении.