Иштван Рат-Вег - Пестрые истории

Весть о нем дошла и до Венгрии. Сборник всякой всячины «Mindenes Gyüjtemény» (выпуск за 1789–1790 гг., ч. IV, с. 49) дает подробную информацию, наверняка используя описание И. В. Архенгольца [172] Архенгольц Иоганн Вильгельм фон (1741–1812) — немецкий публицист, издатель и писатель, чье пятитомное произведение «Об Англии и Италии» (1787) оказало сильное влияние на немецкую интеллигенцию и пробудило интерес к демократической Англии. — Прим. ред. из его книги «England und Italien», вы-шедшей в 1787 году. Вместо того чтобы и мне самому переводить оттуда же, я счел куда более интересным привести сообщение из венгерского журнала, сохраняющего аромат старины.

«Один доктор от медицины по прозванию Грехэм, который на своей родине, в Шотландии, мог бы жить распрекрасно, в 1780 году приехал в Лондон и, хорошо зная обычай лондонцев копаться в газетах, а также блуждать по объявлениям, снял в аренду комнату, убравши ее всякими красивостями, назвал ее “Храмом здоровья”; в боковом помещении устроил кровать, каковая обошлась ему в шестнадцать тысяч стерлингов. Управившись с тем, выпустил таковые печатные правила, которые могли сделать бездетные пары плодовитыми. Рекомендовав им блюсти чистоту, красоту, во время отхождения ко сну не закрывать окна ставнями [173] Оригинальный текст поясняет: это для того, чтобы в спальню проникал свет, особенно лунный. Доктор Грехэм был романтиком. , совместное распевание веселых песен, каковые размягчают сердца и наполняют сладкой любовью. “Если уж при том при всем от бесплодия себе не могут помочь, на тот случай есть у меня, — говорит Грехэм, — чудодейственное средство, польза которого несомненна. Состоит оно в чудодейственном и небесном супружеском ложе, кое я называю Magnetxco electric, и подобного коему еще никто не представлял. Держу его в большой роскошной комнате. В боковой комнатке есть один цилиндер, посредством коего небесного огня ароматы, а тако же целебной силы и самых дорогих восточных пряностей и трав ароматы в ту спальню доставляю. Само то небесное ложе покоится на шести крепких, но проглядываемых колонках; все покровы, находящиеся в нем, изготовлены из атласа небесного цвета, все матрацы и подушки из бархата, все то пропитывают благовониями, арабскими и прочими восточными эссенциями обкуривают, как то в обычае при персидском дворе для царствующей султанши. Сие брачное ложе есть плод моего неустанного прилежания, не беря в счет тех великих расходов на него, кои сделаны мною. Сие брачное ложе предлагаю всем Благородиям и страждущим от бесплодия за пятьдесят стерлингов на одну ночь. Кто желает спать в нем, объявитесь заранее письменно и получите ключ от спальни прямо в руки, так что никогда никто не узнает, какого роду-племени были там, только заранее пришлите мне пятьдесят банковских цедулек. Кто же идет ко мне из заботы, так я тем показываю боковые помещения, а то, в коем пышное ложе стоит и кое всякой чувствительности до восторга удовлетворяет, то могут лицезреть только те, кто будет спать в нем”.

Едва доктор Грехэм предал гласности это сообщение, как богатые и способные купить за дорого любое удовольствие англичане валом повалили к нему; так что редкая ночь проходила без того, чтобы пара персон не спала бы на том ложе. Владея тьмой сокровищ, англичане, могущие спустить в один вечер сто и более стерлингов, так им пятьдесят стерлингов все одно, что пятьдесят крейцеров. После того как врач Грехэм за три года свои расходы многократно возвернул, это свое изготовление вместе с музыкальными устройствами, кои сами по себе всю ночь музицировали, и дражайшие ароматы вдувающими цилиндерами продал одному богатому аглицкому господину, а сам возвернулся на родину, нагруженный великими деньгами».

Сборник всякой всячины, естественно, не говорит о том, что «Magnetico electric» принимал не столько супружеские пары, сколько разные прочие пары, а с разорительной роскошью оборудованное лечебное заведение было не что иное, как страшно дорогое место свиданий.

Ну а «нагруженность большими деньгами» выглядела не совсем так, хотя Грехэм действительно заработал очень много, но в конце концов и его настиг общий для всех шарлатанов рок: появились другие, более модные, то есть более изобретательные знахари, и вытеснили его с рынка, так что в девяностые годы он, совершенно обнищав, умер где-то в окрестностях Глазго.

0 самом известном спортсмене в истории атлетики достоверно известно лишь то, что он жил в VI веке до н. э. и шесть раз завоевывал венок Олимпийских игр. Возможно также, правда и то, что он принимал участие в войнах с Сибарисом [174] Сибарис — ахейская колония на берегу Тарентского залива, основанная в 709 г. до н. э. Благодаря своему выгодному расположению Сибарис вел широкую торговлю и скоро разбогател. Жители Сибариса считались изнеженными, пресыщенными любителями наслаждений (отсюда сибариты). В 510 г. до н. э. Сибарис был разрушен во время войны с соседним Кротоном. — Прим. ред. , одетый на манер Геракла: с львиной шкурой через плечо, с огромной дубиной-палицей в руках шел на врага.

Меньше верится в его номер, который он якобы демонстрировал, перевязывая голову веревкой и задерживая вдох так, что набухавшие при этом вены разрывали веревку.

Если сжимал руку в кулак, отставляя при этом согнутый мизинец, то человеческих сил не хватало, чтобы этот мизинец выпрямить. А если брал в кулак апельсин, то, как бы ни сжимали этот кулак, апельсин в нем оставался целым.

Плиний тоже, упоминая о нем, кратко сообщает, что из положения «стоя» его никто не мог сдвинуть с места. Другие писатели усложнили номер, ставя Милона на диск, смазанный маслом, с которого его тоже невозможно было сдвинуть.

Ни с чем не сообразуется и самый известный трюк великого атлета. Будто бы на каких-то олимпийских играх случилось, что он на стадионе, обхватив рукой четырехлетнего вола, одним ударом кулака прикончил его и в тот же день целиком съел.

Обхватил — это еще куда ни шло, но то, что съел, — этого мы проглотить не в силах.

Вес четырехлетнего вола, по крайней мере, три центнера. Если взять в расчет только мясо для жарки, к которому надо прибавить еще и соответствующее количество хлеба, то получим такую ужасающую гору еды, принять которую понадобился бы желудок кита. А к этому еще надо добавить то количество вина, которым пришлось бы запивать эту мясную тушу.

Вся эта история — достойный внимания пример людского легковерия. Сколько веков пробегала она кругами на стадионе Времени, во скольких кабинетах скольких ученых, переписчиков рукописей осталась нетронутой сказка, и не нашлось никого, кто бы развенчал ее.