Василий Сидихменов - Маньчжурские правители Китая

Престолонаследие в феодальном Китае шло исключительно по мужской линии: царствующий монарх определял себе преемника из собственных сыновей. Однако наследник трона не объявлялся заранее и не обязательно должен был быть старшим сыном. Так, Шуньчжи (1638–1661) был девятым сыном, Канси (1654–1722) — третьим сыном, Юнчжэн (1678–1735) — четвертым сыном, Цзяцин (1760–1820) — пятнадцатым сыном, Даогуан (1782–1850) — вторым сыном.

И хотя наследник престола заранее не объявлялся, не исключались интриги и борьба за трон, о чем свидетельствуют многочисленные факты, зафиксированные в китайской истории. Для иллюстрации приведем один из них.

Император Канси на старости лет все чаще стал задумываться о наследнике престола. Многочисленные наложницы одарили его большим потомством — 24 сыновьями. Кому же из них суждено было стать наследником трона? Император стал внимательно присматриваться к сыновьям и проверять их способности. С этой целью он давал им разнообразные поручения и требовал точного их исполнения.

По наблюдению Канси, его четырнадцатый сын Янь-хуан был наиболее способным из всех, а четвертый сын Янь-чжэн отличался грубостью, упрямством, своеволием, властолюбием и коварством. Отец возненавидел последнего и не мог равнодушно переносить его присутствие.

За год до смерти Канси почувствовал сильную слабость. Недомогание все усиливалось, начались обмороки. Император не покидал постели. Каждый из его сыновей старался угадать: кто же из них будет определен наследником престола? Хитрый и властолюбивый Янь-чжэн понимал, что у него меньше всех надежд на занятие трона, и он решил действовать.

Здоровье императора Канси с каждым днем становилось все хуже. Наконец ему стало настолько плохо, что не оставалось никакого сомнения в наступлении смерти. В спальне императора был полумрак, горел только один фонарь, чтобы не раздражать глаза больного. Все углы и закоулки спальни, образованные мягкими висячими драпировками, тонули во мраке, и только небольшая часть комнаты слегка освещалась рассеянным светом матового фонаря.

Император созвал высших сановников и своих сыновей и дал им последние наставления.

— А теперь, — сказал он, откинувшись в изнеможении на подушки, — исполним обычай. Принесите мне тушь, бумагу и кисть. Я напишу, кому после меня править Поднебесной.

Тотчас же в спальню умирающему принесли с натертой уже тушью нефритовую тушечницу, кисть с рукояткой из слоновой кости и большой лист шелковой бумаги с нарисованными сверху двумя драконами, готовыми проглотить солнце. Все это положили на пододвинутый к изголовью кровати табурет, покрытый желтым шелковым покрывалом.

— Оставьте меня все и не приходите, пока я не позову, — повелел Канси слабым голосом.

Император безмолвно лежал на постели. Его рука приподнялась и стала сбрасывать с груди толстое одеяло. После долгих усилий ему удалось, наконец, сесть на край кровати и спустить вниз ноги. Он протянул руку к кисти — рука дрожала и движения ее были неуверенны. Взяв кисть, Канси обмакнул ее в жидкую тушь, растертую на тушечнице, и, напрягая усилия, написал на шелковой бумаге три крупных иероглифа: «ши-сы-цзы», что означало «четырнадцатый сын». Ослабевший император выронил кисть из руки, упал на постель и погрузился в забытье.

В это время в императорскую спальню пробрался Лун Кэдо — верный прислужник четвертого сына Янь-чжэна. Он взял лежавшую на ковре оброненную импертором кисть и на императорском завещании, которое находилось на табурете, сделал поправку. На китайском языке число «четырнадцать» состоит из двух чисел — десять и четыре. Лун Кэдо цифру «десять» переправил на иероглиф, означающий частицу порядкового числа, и тогда вместо «четырнадцатый сын» получилось «четвертый сын». Сделав такое исправление, он, крадучись, удалился.

Прошло немного времени и находившийся в полузабытьи император услышал чьи-то приближающиеся шаги. Это оказался его четвертый сын Янь-чжэн.

Канси меньше всего ожидал четвертого сына, к которому питал неприязнь. Страшная злоба охватила умирающего. Он быстро сел на кровати и задыхающимся от волнения и душившей его злобы голосом мог только проговорить:

— Что тебе здесь надо?

Янь-чжэн, увидев шелковую бумагу на табурете, молниеносно сделал несколько шагов по направлению к кровати и устремил взгляд на написанные иероглифы. Не говоря ни слова, он упал на колени перед отцом. Император поднял подушку и с силой бросил ее в распростертого на полу сына. От сильного волнения умирающий потерял сознание и, бездыханный, упал на постель.

Когда приближенные осмелились войти в спальню, то увидели на кровати холодеющее тело императора. На полу лежали подушка и кисть, а на шелковой бумаге было написано три иероглифа: «ди-сы-цзы», т. е. «четвертый сын».

Императорские сыновья были поражены, узнав о предсмертном завещании отца. Все знали: покойный не любил Янь-чжэна и у него не было никаких шансов сделаться наследником трона.

Братья собрались на совет, чтобы решить — что же предпринять? Но не успели они разойтись, как были схвачены телохранителями четвертого сына и взяты под стражу. Так Янь-чжэн на сорок четвертом году жизни стал императором Китая под девизом правления Юнч-жэн. Стараясь замести следы мошенничества, он обезглавил Лун Кэдо, хотя последний преданно служил ему и способствовал восхождению его на трон.

Возможно, приведенный рассказ не лишен элементов вымысла, однако он присутствует в китайских источниках.

Женщина не имела права занять престол, но могла быть регентшей при несовершеннолетнем императоре и от его имени править государством.

Почти полвека, с 1861 по 1908 г., у кормила государственной власти стояла вдовствующая императрица Цыси, хотя в это время императорами Китая были ее сын Тунчжи и ее племяник Гуан-сюй.

Полный официальный титул Цыси значился: Милосердная, Счастливая, Главная, Охраняемая, Здоровая, Глубокомысленная, Ясная, Спокойная, Величавая, Верная, Долголетняя, Чтимая, Высочайшая, Мудрая, Возвышенная, Лучезарная.

В 1925 г. в Нью-Йорке вышла в свет книга «Два года в Запретном городе». Ее автор — Дерлин, прожившая четыре года в Париже с отцом Юй Гэном, послом маньчжурского правительства во Франции, получила европейское образование, хорошо владела французским и английским языками. По возвращении в Пекин из Парижа в 1903 г. она была обласкана Цыси, выступала в роли переводчика во время визитов европейских дипломатов и за особое усердие получила титул принцессы при дворе. Ниже приводится ее рассказ о встрече с Цыси, которая о себе сказала следующее: «Я часто думаю, что я — самая умная женщина, которая когда-либо жила на свете, и никто не может быть сравним со мною. Хотя я много слышала о королеве Виктории и читала кое-что переведенное на китайский язык о ее жизни, однако я не думаю, что ее жизнь была хотя бы наполовину более интересной и содержательной, чем моя. Англия — одна из великих держав мира, но это не давало королеве Виктории абсолютной власти. Она во все времена имела способных людей за своей спиной в парламенте, и, конечно, они подробнейшим образом обсуждали все проблемы, прежде чем добиваться поставленной цели. А королева Виктория всего лишь подписывала необходимые документы и в действительности не могла судить о политике страны.