Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

Феодосий Печерский и Никон считают, что Святослав «не по закону седша на столе том». Они выступали за принцип старшинства, против княжой «которы» и усобиц, за единство Руси. Феодосий, правда, скоро сдался, пошел на уступки, и начал умолять Святослава вернуть брата. Вскоре Святослав и Феодосий примирились. Не шел на уступки лишь Никон, вынужденный уйти в Тмутаракань. [726]

Укрепившись и задарив монастырь, Святослав снискал себе и симпатии Феодосия. [727]Время княжения Святослава — время укрепления Чернигова. Святослав, преследовавший не только свои личные цели, но и защиту интересов черниговского боярства и купечества, стремится к еще большему расширению своих владений, к упрочению своего владычества. Он пытается упрочить свое положение путем заключения дипломатических браков и выдает, по свидетельству Татищева, свою дочь Вышеславу за польского короля Болеслава. [728]Дальновидная политика черниговского князя дала очень скоро свои положительные для Святослава результаты. Изяслав, уходя из Киева, забирает с собой ценности, благодаря которым он рассчитывал найти поддержку за границей, но все попытки Изяслава вернуть себе Киев кончились полной неудачей. Польские феодалы выманивают и отнимают у князя-беглеца все его средства, а его самого выгоняют за пределы Польши. Апелляция Изяслава к Генриху IV окончилась посылкой со стороны последнего представителей для усовещевания Святослава, но послы Генриха IV преисполнились уважением и благоговением перед блеснувшим пред ними своим богатством князем и ничего для Изяслава не сделали. Обращение к папе Григорию VII вызвало отклик со стороны последнего. Папа Григорий VII ласково принимает сына Изяслава и шлет успокоительное письмо горемычному князю. Другое письмо папа отправил Болеславу Польскому с предложением открыть военные действия против Святослава. Но Болеслав видел в предприимчивом киевском князе могучего союзника и отнюдь не желал с ним ссориться. Дружбу эту польский король особенно поддерживал и, как оказывается, был прав, хотя бы потому, что в начавшейся в 1076 г. войне ляхов с чехами союзные дружины Святослава, предводительствуемые его сыном Олегом и племянником Мономахом, оказали большую помощь Болеславу. Союз со Святославом был более реальным, нежели угрозы папы. Болеслав медлил и ни к какой войне со Святославом не готовился. В этой части своей восточной политики он, как мы видели, не обманулся. Дипломатические маневры Святослава принесли свои плоды, и польский король из вероятного врага превратился в реального союзника (за что; правда, через короткий промежуток времени и был компенсирован), а это при тогдашнем соотношении сил в Восточной Европе было далеко не безделицей. При жизни Святослава польские войска так и не перешли границу владений киевского князя. Случилось это позже, лишь после его смерти.

Ожидая нападения с запада, со стороны изгнанного им Изяслава, которому на помощь вновь могли прийти ляхи Болеслава, Святослав решил бить брата его же оружием — укреплением связей с Польшей, императором Генрихом IV и папой Григорием VII.

Святослав пытается окутать нитями своей дипломатии двор самого императора Генриха IV. Это ему удается достигнуть в какой-то мере путем брака с Одой, сестрой Бурхардта, ближайшего родственника и сотрудника Генриха IV. Подарки германскому посольству, равно как и подарки строющемуся в Регенсбурге (торговые связи с которым растут и крепнут во второй половине XI в.) монастырю скоттов-ирландцев являются также звеньями одной и той же цепи западной политики Святослава, которая для него не только означала укрепление связей с Западом, но прежде всего упрочение его самого на киевском столе. [729]

Свидетельство Татищева проливает свет еще на одну интересную деталь во внешней политике Святослава. Речь идет о византийской политике Святослава, о подготовке похода на болгар и Корсунь, куда должны были двинуться войска Святослава и его сыновей. [730]

Еще в 1070 г., когда на Византию впервые обрушились половцы, последняя просит поддержки у Святослава и Всеволода. В какой-то мере эта помощь была оказана, так как дружественные связи между Византией Михаила VII Дуки и Русью, выразившиеся в поездке митрополита киевского Георгия в 1073 г. в Византию, в приезде греков-зодчих для отстройки Печерского монастыря в 1074 г., заставляют предположить подобную помощь со стороны Киевского государства. И действительно, в 1077 г. русские корабли были в Мраморном море и выступали как союзники греков. Но Святослав, пользуясь слабостью Византии, стремился укрепить свое влияние и на юге. Так, он пытался использовать болгарское восстание 1073 г. и готовил вмешательство в византийские дела. Связанный с Западной Европой, порвавший с греческой церковью, замышлявший поход на Византию Святослав был ей враждебен, и это вынудило Михаила Дуку обратиться к Всеволоду и создать в Переяславле у Всеволода особую митрополию, находившуюся под непосредственным влиянием константинопольского патриарха. Смерть Святослава сорвала его планы по отношению к Византии, а при воцарении в Византии Никифора Вотаниата, преемник Святослава Всеволод распускает дружину, собиравшуюся идти в Болгарию. [731]

Перейдем к делам Святослава на Руси.

При Святославе впервые устанавливается тесная связь между Черниговом и Новгородом. В 1069 г. в Новгороде сидит Глеб Святославич. Вокняжение его не было актом насилия над новгородской верхушкой. Недаром в Новгороде садится именно Глеб. Наученный горьким опытом своего Тмутараканского княжения Глеб мог оказаться именно тем князем, который создал бы в Новгороде такую же группу сторонников черниговских князей, какую создал Святослав в Киеве, тем более, что были для этого и подходящие условия. Первая и основная предпосылка для появления среди новгородской знати сторонников черниговского князя заключалась в стремлении Новгорода установить свою независимость от Киева. Несмотря на то, что завладеть этим богатым и многолюдным торговым и сильным городом пытались князья различных областей древней Руси, конкурентом и соперником Новгорода выступает только Киев. В этом отношении положение Новгорода и Чернигова было чрезвычайно сходным. И тому и другому мощный, богатый, стянувший к себе все нити торговых и стратегических путей Киев был камнем преткновения на дальнейшем пути их развития. Уничтожить его, завладеть им или, на крайний случай, хотя бы не зависеть от него — вот что составляло предмет стремлений новгородского и черниговского боярства, да и купечества. Чернигов в этом отношении импонировал новгородскому боярству, и черниговский князь мог рассчитывать на поддержку известной его части. Кроме того, вторая предпосылка намечавшегося в те времена союза Новгорода с Черниговом лежала в области торговых связей. Черниговские речные и сухопутные торговые пути, особенно, конечно, первые, были известной отдушиной для новгородской торговли. Через Сеймско-Донецко-Донскую систему новгородский товар шел на восток, в Тмутаракань и на Кавказ. Не надо забывать того, что при Святославе громадная часть той территории, которая в дальнейшем стала носить название «низа» — Муром, Рязань и даже гораздо севернее, т. е. те районы, которые позже вошли в состав Ростово-Суздальской земли, — в те времена принадлежала Чернигову, и пройти на среднюю и нижнюю Волгу, минуя черниговских князей, было невозможно. Таким образом, создавалась зависимость новгородской торговли от Чернигова. Нужно учесть еще и то, что Чернигов был слабее Киева и хотя бы поэтому не так опасен Новгороду, как Киев, а выгоды союза с ним ясно сознавались. Все это приводит к тому, что Глеб садится в Новгороде еще до того, как Святослав становится киевским князем. Превращение бывшего черниговского князя в киевского не особенно улыбалось Новгороду, но за четыре года Глеб сумел завоевать себе авторитет среди новгородцев. Прежде всего, в 1069 г. Глеб Святославич с новгородцами отбивает Всеслава Полоцкого, пытавшегося с вожаками взять Новгород и подчинить его Полоцку. [732]