Владимир Мавродин - Очерки истории Левобережной Украины (с древнейших времен до второй половины XIV века)

Учитывая, что всей целостности данного явления мы в древней Руси не найдем, и указанный процесс начнется в Восточной Европе позднее, нежели в Западной, и приобретет свои специфические особенности, когда роль королевской власти возьмет на себя великокняжеская власть, мы все же можем констатировать, что более всего данному положению Энгельса соответствует (наряду с Владимиро-Суздальским) Галицкое княжество, где развитие производительных сил и общественные отношения стояли на более высоком уровне, нежели в большинстве других областей древней Руси, приближаясь в этом отношении к западноевропейским. Подробнее останавливаться на этом вопросе мы не будем, так как требуется специальное исследование, которое завело бы нас очень далеко от левого берега Днепра. [881]

Иван Ростиславич скрывается у Всеволода Ольговича. Вполне понятно, почему этот политический комбинатор дает приют случайному ставленнику галицких горожан. Всякое ослабление Галицкого княжества в результате внутренних усобиц и классовой борьбы киевскому князю могло быть только наруку, а Иван Ростиславич в этой игре был крупным козырем. Во всякое время он мог стать активным участником междоусобицы или восстания, нити которых оказались бы, таким образом, в руках Всеволода. И расчеты последнего оправдались, хотя только после его смерти.

В 1146 г. Всеволод предпринимает поход против Володимирка, поводом к которому был захват последним Прилук. В походе приняли участие Святослав Всеволодович, Игорь Ольгович, Владимир Давидович, Вячеслав, Изяслав и Ростислав Мстиславичи, Болеслав польский и «половцы дикие». Объединенные дружины осаждают Звенигород. Горожане рассматривают осаждающих как друзей своего ставленника, князя Ивана Ростиславича, и бьются «с лестью». Когда сожжен был острог, звенигородцы собирают вече и решают сдаться. Положение звенигородского воеводы Володимирка, боярина Ивана Халдеевича, становится угрожающим. Опираясь на свой гарнизон, верный дружинник Володимирка отказывается сдаться и решительными действиями предупреждает готовящееся вспыхнуть восстание и измену своему князю. Иван схватывает трех звенигородцев, очевидно, вечевых заправил, и предает их жестокой казни. Устрашенные горожане не решаются на открытое выступление против воеводы и дружинников. Штурм города, несмотря на поджог в трех местах, ни к чему не привел, и Всеволод с союзниками вынужден был отступить. [882]Во время похода Всеволод заболел и, чувствуя приближение смерти, поторопился закрепить Киев за своими братьями, не считаясь со старшинством в роде, как это сделали Мономаховичи. Под Вышгородом, где он остановился, были созваны «кияне» — киевские бояре и духовенство из числа сторонников Всеволода, которым Всеволод предложил в качестве своего преемника Игоря Ольговича. [883]Те согласились. К присяге были приведены у Угорского и прочие жители Киева, которые хоть и присягнули, опасаясь расправы со стороны князя, окруженного еще воинством, принимавшим участие в походе на Галич, но, как указывает летопись, «яша по нь льстью». Присягнули Игорю и вышегородцы. «Целовал крест» и Изяслав Мстиславич, послом к которому ездил Болеслав польский, присягнули и Давидовичи, принявшие посла Всеволода, Мирослава Андреевича. [884]1 августа 1146 г. Всеволод умирает, сохранив киевский стол за старшим в своем, роде, Игорем Ольговичем.

Для характеристики Всеволода Ольговича позволим себе привести несколько длинную цитату из работы П. Голубовского, ярко освещающего стремления, методы и политику этого князя: «Все его княжение есть ряд хитростей и надувательств. Наследуя от своего отца, Олега, упорство и стойкость, он от своего деда, Святослава, получил уменье запутывать интересы тех, с кем имел дело. Он умел прикрыться и общерусскими интересами, и в этом случае возможна параллель между ним и Владимиром Мономахом. Всеволод Ольгович, добившись киевского стола, держался на нем только благодаря своему уменью хитрить и вывертываться в затруднительных обстоятельствах, а также опираясь на черниговскую партию. Поэтому он предоставлял ей управление в Киевской области, назначал из ее сторонников тысяцких, тиунов и позволял им грабить и разорять народ. Некоторые личности и из партии Мономаховичей пристали к нему чисто из материальных выгод и нисколько не были ему преданы. Таким образом, достигая одного, т. е. точки опоры в известной партии людей, Всеволод в то же время неизбежно создавал себе новых врагов, раздражая киевлян потачкой, против воли, безобразиям своих сторонников». [885]

Всеволод Ольгович, идя в известной мере по стопам Мономаха в деле объединения Руси, все же действовал, руководствуясь корыстными целями, и не пользовался популярностью в различных слоях русского общества, и приравнение Ольговичей к Мономаховичам должно было только усилить и ускорить борьбу между ними.

1 августа 1146 г. Игорь со Святославом въезжают в Киев. К Игорю сейчас же являются делегаты от киевлян, уже готовых к присяге и собравшиеся у Туровой божницы. Делегаты выразили желание горожан перед присягой поговорить с князем. Речь, конечно, должна была идти об известных обязательствах князя по отношению к киевлянам. Пришлось бы недосчитаться и некоторых сподвижников и сторонников Всеволода, короче — разговор предстоял не особенно приятный, а в случае отказа со стороны князя — дело могло окончиться кровопролитием. Игорь не решается ехать к собравшимся киевлянам и посылает к ним Святослава, который предусмотрительно ведет с собой дружину. Вече протекало бурно. Киевляне прежде всего жаловались представителю нового князя на своеволие и грабеж тиуна Всеволода, Ратши, и на вышегородского тиуна Всеволода, Тудора: «Рекоуче Ратша ны погоуби Киев, а Тоудор Вышегород». Вече предложило Святославу присягнуть, «целовать крест», за себя и за брата в том, что они искоренят своеволие, не допустят «обид» киевлянам. Святослав обещал, что не будет насилий и тиуны будут впредь «по вашей воли» и, сойдя с коня, «на том целова хрест к ним оу вечи». Киевляне также сходят с коней и целуют крест в верности Игорю и Святославу. Летопись подробно рисует взаимную присягу князя и веча, фигурально выражаясь, что киевляне присягали «и с детми». Это, конечно, отнюдь не означает, что к присяге приводили в порыве верноподданических чувств и малолетних детей, которых как бы на всякий случай захватили с собой вооруженные всадники-киевляне, вернее, как это увидим, киевские ратники. Так расценивали указанное сообщение летописи Соловьев, Карамзин и некоторые другие. Неправ был и М. Н. Покровский, утверждавший, что, рассматривая киевское вече 1146 г., «под детми» надо подразумевать «меньших», «молодших», т. е. младших членов семьи, а не только главарей патриархальных семей. Летописец просто для полноты представления позволяет себе употребление выражения «и с детми», подобно таким выражениям, как «до последнего солдата», «продадим жен и детей» и т. д.