Лидия Грот - Призвание варягов, или Норманны, которых не было

Возникает законный вопрос: как же это получилось, что несуразные «реконструкции» древнешведской истории, произведенные Рудбеком в конце XVII в., вдруг обрели новую жизнь в древнерусской истории, переселившись туда в форме норманнизма? Чтобы ответить на этот вопрос, надо продолжить рассмотрение западноевропейских утопий, поскольку именно история их развития помогает понять, что же произошло с изучением русской истории в XVIII в. Продолжение этой темы следует в очерке «Рюрик и призвание правителя „стороны“».

Дать обществу его «светлое прошлое» — значит поддержать общество в годину лишений и морального разложения и вдохновить на работу для достижения стабильного будущего. Эта мысль заложила основу западноевропейской традиции написания национальных историй в период, когда в лоне западноевропейской государственности стали формироваться национальные государства.

Национальная история, изучение великого прошлого страны было положено в основу системы гуманитарного образования начиная с эпохи Возрождения. Наряду со своей историей стала изучаться своя литература, свое искусство, жизнеописания своих героев. Данная система сделалась с течением времени неотъемлемой частью воспитания молодежи всех европейских обществ, поскольку она формировала и укрепляла национальное самосознание и направляла осознание своих национальных интересов.

Приведу небольшой пример в подтверждение моей мысли о том, что обращение к славным страницам родной истории и чувство гордости за достояние родной культуры — это круг спасения для нации в пору испытаний. Вот пара выдержек из статей известного французского писателя Андрэ Моруа, написанных им в тяжелейшее время для его родины — Франции. В 1940 году французская армия, считавшаяся сильнейшей в мире, всего за несколько недель была сокрушена молниеносными ударами гитлеровских войск, и Франция перестала существовать как независимое государство, будучи разделенной Гитлером на оккупационную зону и «свободную» зону режима Виши, обязанную сотрудничать с Германией по изготовлению военного снаряжения.

В феврале 1942 г. Моруа публикует в Нью-Йорке статью «Дух Франции», где он пишет о том, что ни один «истинный француз никогда не примирится с тем, что на его родине хозяйничают захватчики».

«Франция выйдет из войны свободной и независимой… Почитайте историю Франции— вы убедитесь, что нет в мире страны, пережившей столько нашествий… Французы сопротивляются завоевателям, потому что они солдаты. Они помнят свое славное прошлое и гордятся им. Сегодняшние французы — потомки тех, кто сражался при Вальми и Ваграме, на Марне и под Верденом. Они хотят быть достойными своих отцов…

Славное прошлое, единодушие в настоящем, свершение сообща великих дел, мечта о новых победах — вот что отличает настоящий народ, писал Ренан. О том, что за плечами у французов славное прошлое, неопровержимо свидетельствуют музеи, памятники и целые государства, раскиданные по всему свету. В том, что впереди у французского народа еще более славное будущее, заверит вас любой молодой француз. Вот почему французской нации суждена долгая жизнь. Дух Франции не изменился со времен Жанны д’Арк. Франция так же непокорна, исполнена той же веры в будущее…

„Ненавидите ли вы своих врагов?“ — коварно спросил Жанну д’Арк один из руанских судей.

„Не знаю, — ответила Жанна, — но зато я твердо знаю, что мы выдворим их из Франции всех до единого, кроме тех, что падут на нашу землю мертвыми“. Таков был дух Франции, таким он остается и поныне» [37] Моруа А. Дух Франции / Надежды и воспоминания. М., 1983. .

Этот небольшой фрагмент служит прекрасной иллюстрацией того, что память о славных страницах из истории своего народа помогает сохранить дух нации в тяжелые периоды ее истории и не потерять из виду главной цели — возрождение нации. К этому выводу пришли итальянские гуманисты еще в XIV в., и он верно служил европейским народам вплоть до наших дней.

К сожалению, в западноевропейском гуманизме эпохи Возрождения имелась и оборотная сторона: восхваление собственной истории сопровождалось одновременным развитием традиции оплевывания истории других народов, чему примером служит «антиготская» пропаганда итальянских гуманистов. Эта оборотная сторона гуманизма также утвердилась со временем в западноевропейской общественной и политической мысли, что в различные исторические периоды удалось почувствовать и российскому обществу через нападки на историю России и попытки принизить и очернить то, чем россияне по праву гордились.

Продолжу иллюстрировать примерами, связанными с историей Франции.

В приведенных выдержках из статьи Моруа в числе событий, которыми гордятся французы, он называет битву при Ваграме — селении в Австрии, где в начале июля 1809 г. наполеоновские войска одержали победу над австрийской армией. Но Моруа не называет ни одного сражения из русской кампании Наполеона 1812 года, например, сражения при отступлении Наполеона на пути от Москвы до Березины: Тарутинский бой, сражение под Малоярославцем, сражение под Вязьмой, бой у Красного, сражение на Березине. Вполне естественно: описание поражений и позора разгрома оставляют обычно либо неприятелям, либо берутся за их анализ в счастливую для себя пору.

Я вспомнила здесь войну 1812 года, потому что по ее завершении Россия — победительница в войне — испытала на себе кампанию клеветы того масштаба, который сегодня получил название информационной войны.

Вот несколько отрывков из воспоминаний прославленного героя войны 1812 года Дениса Давыдова, написанных как ответ на послевоенную антироссийскую клевету в странах Западной Европы:

«Два отшиба потрясли до основания власть и господствование Наполеона, казавшиеся неколебимыми. Отшибы эти произведены были двумя народами, обитающими на двух оконечностях завоеванной и порабощенной им Европы: Испаниею и Россиею.

Первая, противуставшая французскому ополчению одинокому, без союзников и без Наполеона, сотрясла налагаемое на нее иго при помощи огромных денежных капиталов и многочисленной армии союзной с нею Англии. Последняя, принявшая на свой щит удары того же французского ополчения, но усиленного восставшим на нее всем Западом, которым предводительствовал Наполеон, — достигла того же предмета без всяких иных союзников, кроме оскорбленной народной гордости и пламенной любви к отечеству. Однако ж все уста, все журналы, все исторические произведения эпохи нашей превознесли и не перестают превозносить самоотвержение и великодушное усилие испанской нации, о подобном же усилии русского народа нисколько не упоминают и вдобавок поглощают их разглашением, будто все удачи произошли от одной суровости зимнего времени, неожиданного и наступившего в необыкновенный срок года.