Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

Думаете, после этого случая КГБ прекратил следить за Молодым? Отнюдь. Просто теперь все это выглядело гораздо тоньше и деликатнее. Однако Молодый, сам бывший виртуозом слежки, конечно же, все прекрасно видел. Но виду не подавал. А затем он скончался, причем так внезапно, что эта смерть вызвала массу кривотолков, вплоть до того, что его убрали его же коллеги по Комитету.

В начале октября вместе с женой и приятелями — летчиком-испытателем Владимиром Романенко и его супругой Милой — он отправился по грибы в Медынь. Вечером сели у костра, выпили. Вдруг в разгар веселья Молодому стало плохо, началась рвота, он потерял сознание. Романенко удалось отвезти его в сельскую больницу. Там дежурный врач констатировал инсульт и паралич правой стороны тела. А 9 октября, не приходя в сознание, Молодый скончался. Было ему всего 48 лет. Как напишет позднее К. Хенкин:

"Конон вогнал себя в гроб почти намеренно, методически разрушая организм алкоголем. Причина была одна: отчаяние от собственной ненужности, понимание, что выхода нет, что все, что было в жизни интересного, — позади. А впереди — ничтожное существование…"

Стоит отметить, что уже 13 октября почти все иностранные газеты сообщили о смерти знаменитого советского разведчика-нелегала, а в Союзе некролог напечатали в "Красной Звезде" только спустя неделю после смерти. Однако хоронили Молодого с большими почестями. Гроб с телом выставили в фойе клуба Дзержинского, и сам Андропов пришел туда, чтобы отдать последнюю дань памяти чекиста. Похоронили Молодого на Донском кладбище. И еще: он стал первым из послевоенных нелегалов, которого поместили в пантеон героев-разведчиков в Зале Славы Первого главного управления КГБ СССР.

В день смерти Молодого в Англии, где он проработал много лет и которую прекрасно знал и любил, один из участников группы "Битлз" — Джон Леннон — справлял свой 30-й день рождения. Вспомнил я об этом потому, что и в Советском Союзе было множество людей, в основном среди молодежи, кто считал эту дату "красным" днем календаря. Среди них в первую очередь надо назвать знаменитого отечественного битломана, питерца Колю Васина, который прославился тем, что незадолго до дня рождения послал Леннону телеграмму с поздравлением, а благодарный Леннон в ответ прислал ему пластинку с записью своего концерта в Торонто. На этом концерте Леннон исполнил свою знаменитую песню "Дайте миру шанс", которая на долгие годы стала гимном антивоенного движения во всем мире. Стоит ли говорить, что после такого подарка авторитет Васина среди битломанов взлетел на недосягаемую высоту.

Тем временем продолжается визит Президента Франции — он посетил города Новосибирск, Самарканд. Вспоминает все тот же Н. Полянский:

"О Новосибирске, в котором я был впервые, сохранились каледойскопические воспоминания. Очень живописна были расположены загородные особняки Новосибирского обкома КПСС, где разместили гостей, — на берегу прозрачной извилистой речки с широкими пляжами из гравия. Стоял сухой, морозный вечер, когда мы приехали, приятно пахли смолой высокие сибирские кедры, и совсем не было холодно — гости были в легких пальто, без головных уборов в отличие от нас, москвичей, привыкших кутаться в теплые пальто, шарфы и шапки.

Толпы журналистов, не получавших никакой серьезной информации о переговорах (по крайней мере, с советской стороны), искали каких-нибудь светских впечатлений. На следующее утро, например, с десяток журналистов и фоторепортеров увязались за группой женщин во главе с миловидной г-жой Шуман (женой министра иностранных дел), решившей прогуляться по берегу реки. Спектакль в Новосибирском оперном театре также дал неожиданную пищу для прессы: г-жа Помпиду, прогуливаясь в антракте в фойе театра и почувствовав, как что-то прилипло к подошве ее туфли и мешало идти, непринужденным, свободным жестом сняла туфлю с ноги и попыталась отлепить приклеившуюся к подошве конфетную обертку. На следующий день ряд французских газет вышел с большими фотографиями, изображающими крупным планом первую даму Франции со снятой туфлей в руке.

С Новосибирским театром у меня было связано также небольшое происшествие: один мой московский приятель, оказавшийся в Новосибирске, пытался пройти на спектакль, сославшись на знакомство со мной. Все, к счастью, закончилось благополучно — благодаря хорошим отношениям, сложившимся у меня с майором Девятого управления КГБ, одним из начальников охраны. Это был молодой офицер, окончивший Сорбонну в Париже и неплохо говоривший по-французски. Я был приятно удивлен, встретив среди бравых телохранителей Политбюро, отличавшихся обычно тренированными мышцами, а не мозгами, такого "европейски образованного" человека…

В Самарканде я выступал в качестве переводчика между Подгорным и Помпиду во время осмотра средневековых архитектурных памятников, а также "помогал" им, так сказать, сажать "деревце советско-французской дружбы", которое, наверное, и поныне растет в Самарканде. Я переводил и во время ленча. Разговор был убогий, мне ничего не запомнилось, кроме фразы Подгорного о том, что "у больших людей бывают и большие недостатки". В устах Подгорного такая "интеллектуальная" фраза была необычна и загадочна, и я подумал, что он, видимо, где-то эту фразу вычитал или услышал, а возможно, и специально заготовил для французского президента-интеллектуала. Вообще бросалась в глаза разница в культурном уровне между этими двумя государственными деятелями, разница, которой Подгорный наверняка не замечал. Видно было, как плохо представлял он себе политику Франции. Да и в советской внешней политике ничего не решает без огромного аппарата внешних связей, работавшего на него. И тем не менее он участвовал в принятии решений, а этот аппарат был по существу бесправен…"

В Москве между тем продолжается Всесоюзный конкурс эстрады. Он начинался каждый день с 9 утра на нескольких площадках: в Государственном театре эстрады и в Центральном доме работников искусств. Вот как вспоминает об этом один из участников конкурса Р. Карцев: "Без четверти девять в фойе ЦДРИ нет ни Миши (Жванецкого), ни Вити (Ильченко). Секретарша бегает, спрашивает, что мы будем играть, а я ничего не могу ответить: мы всегда решали это прямо перед выходом на сцену. В последний момент, спокойный, как всегда, появляется Витя, а за ним возбужденный Миша. Мы стоим и не знаем, что играть.

Наконец объявляют наши фамилии. Мы выходим, раздаются аплодисменты, хотя это на конкурсе запрещалось. В жюри народные артисты, работники аппарата. Председателем жюри должен был быть Райкин, но, на наше счастье, в последний момент он отказался (у него были очередные неприятности с министром культуры), и председателем стал знаменитый актер Малого театра Иван Александрович Любезнов.