Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В тот момент, когда появилось сообщение о присуждении Бабаджаняну высокого звания, он находился за пределами Советского Союза-в польском городе Зеленая Гура, где проходил очередной фестиваль советской песни (там же был и постоянный исполнитель его песен — Муслим Магомаев). На фестиваль они привезли три песни: "Благодарю тебя", "Свадьба" (обе на стихи Роберта Рождественского) и "Гордость" (на слова Николая Добронравова). Когда в переполненном до отказа зале диктор объявил о том, что Бабаджаняну присвоено звание народного артиста СССР, весь зал взорвался бурными аплодисментами — творчество композитора в Польше тоже хорошо знали и любили.

Раз уж речь зашла о популярных композиторах, нелишним будет назвать еще одно имя — Владимир Шаинский. Он стал широко известен прежде всего как детский композитор после выхода на широкий экран мульфильма "Крокодил Гена", где звучал его шлягер — "Песенка Крокодила Гены". Затем было еще несколько замечательных мультяшек с его песнями, имевшими устойчивый успех у публики. Но Шаинскому хотелось большего — признания взрослой публики. И тогда он написал песню "Береза белая", которую прекрасно спел Лев Лещенко. Однако еще больший успех имело другое их совместное творение — песня "Не плачь, девчонка", которая летом 71-го звучала буквально из всех ретрансляторов. Рассказывает Л. Лещенко:

"Спустя какое-то время после обвального успеха "Белой березы" Шаинский появляется вновь:

— Слушай, Лева, у меня для тебя есть еще один шлягер! Называется "Не плачь, девчонка". Правда, скажу тебе честно, эту песню уже прикарманила радиопередача "Доброе утро", у которой есть свой кандидат для премьерного исполнения — Эдуард Хиль. Но мы с тобой эту песню запишем тем не менее тайком от всех и проведем ее как запись для радиофонда.

Я говорю:

— Окей!

Записываем мы "Девчонку", И в этой же студии и знакомлюсь с замечательным песенным поэтом Володей Харитоновым, который впоследствии написал слова песни "День Победы". Володя горячо жмет мне руку:

— Лева, вы великолепно спели эту песню про девчонку! Чувствуется истинно солдатский, залихватский, русский дух. Как будто бы действительно идет в строю веселый молодой солдат! Я сам служил, прошел войну, с армейской выучкой знаком не понаслышке. Так что — спасибо вам.

Стоит ли говорить, как я был тронут этим неожиданным признанием бывшего фронтовика…

И надо же было такому случиться, что премьера этой песни прошла в радиоэфире в моем исполнении! Естественно, редакция "Доброго утра" на нас ужасно надулась, ибо у этой передачи (кстати, едва ли не единственной на радио) была как бы прерогатива на премьеры всех новых песен. Но тем не менее, когда "Девчонка" прозвучала и у них в исполнении Хиля, наши с ним отношения не изменились. Хотя так и осталось непонятным до сих пор, кого же из нас считать первым — его или меня. С Эдиком мы эту проблему решили по-своему. Иногда я на своих концертах в шутку говорил: "А теперь послушайте песню из репертуара Эдуарда Хиля". Он же, соответственно, извещал на своих выступлениях, что, мол, сейчас прозвучит песня из репертуара всем известного Льва Лещенко…"

Но вернемся в июнь 71-го.

6 июня, в 7.55 утра, в Советском Союзе состоялся очередной старт космического корабля — "Союз-11" — с тремя космонавтами на борту: Георгием Добровольским, Владиславом Волковым и Виктором Пацаевым. Причем первоначально в космос должен был отправиться совсем другой экипаж: Алексей Леонов, Валерий Кубасов и Петр Колодин. Однако за три дня до старта произошло непредвиденное — у Кубасова во время предполетного обследования врачи нашли затемнение в легких, и его к полету не допустили. Тут же возник вопрос: что делать? Поначалу Госкомиссия решила заменить Кубасова дублером Владиславом Волковым. Но Леонов принял это решение в штыки, упирая на то, что Волков к полету не готов. Тот в ответ стал жаловаться на него главному конструктору В. Мишину. В итоге за 10 часов до старта было принято новое решение: сменить весь экипаж. Далее послушаем рассказ М. Реброва — авиационного инженера и журналиста:

"Есть одно правило, справедливость которого одни отстаивают, другие отвергают. Если занемог один в экипаже, заменяют всю команду. Болезнь Валерия перечеркивала надежду остальных. Я помню застывшую тишину в зале Госкомиссии, когда объявили это решение. Потом — взрыв протеста. Леонов и Колодин отстаивали свое право на полет, доказывали, что они лучше знают станцию и провели больше тренировок, что включение в экипаж Владислава Волкова (бортинженера от дублеров) не повлечет никаких осложнений. Госкомиссия была непреклонной: начинать работу на первой орбитальной станции поручили дублерам.

Между экипажами пробежал холодок. Обида рождала неприязнь, отчуждение, зависть… Уж больно неожиданно все случилось. Больше других переживал и негодовал Петя Колодин. Хмельной, не в меру раздраженный, он понуро произнес: "Теперь я уж никогда не полечу". Другие держались чуть сдержаннее. Для Леонова и Кубасова это был второй полет, оба были кавалерами Золотых Звезд Героев, а Петру лишь светили эти почести.

Дублеры же не скрывали своей радости подарком судьбы. Поворот фортуны, неожиданная перспектива рождали эмоциональные всплески, игривость настроения. Глядя на тех и на других, вспоминал гагаринское "каждый полет — особый", а сопоставляя реакцию "обиженных" и "осчастливленных", задавал себе вопрос: что это — унижение паче гордости? Или та самая неудержимость? Только к чему?.."

В тот же воскресный день 6 июня на квартире поэта Сапгира на улице Чехова в Москве собралась теплая молодежная компания. Молодые люди пили дорогое вино и вели светские разговоры. Среди приглашенных находился известный ныне радикал Эдуард Лимонов, Правда, в ту пору он был еще трогательным провинциалом с буйными кудрями, в расшитой украинской рубахе (он приехал в столицу из Харькова) и круглых очках-"велосипедах". Несмотря на то, что Лимонов тогда уже вовсю баловался стихами, в столичных "андерграундских" кругах он был известен прежде всего как хороший портной, поскольку шил стильные штаны самого "революционного" покроя. Волею судьбы в той же компании впервые оказалась и юная столичная красавица Елена Щапова. Будучи дочерью военного (отец девушки, Сергей Козлов, после войны был комендантом Вены), Елена с детских лет водила дружбу с детьми высокопоставленных советских деятелей (одно время за ней ухаживал сын маршала Тимошенко). В 17 лет Елена вышла замуж за известного художника-повесу Виктора Щапова, который в своей юной жене (он был старше ее на четверть века) буквально души не чаял. На один из дней рождений Лены он сделал жене роскошный подарок: уложил ее в ванну, выставленную посреди комнаты и наполненную французским шампанским, а оторопевших гостей заставил черпать напиток бокалами и пить за здоровье именинницы. Еще он купил ей белый "Мерседес", что по тем временам считалось верхом "крутизны": в те годы такие машины имело всего лишь несколько человек в Москве.