Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В пятницу, 26 октября, из жизни ушел легендарный советский полководец Семен Михайлович Буденный. Шел ему 91-й год. Весть о его смерти застала певца Михаила Шуфутинского в Магадане, в тот момент когда он был в гостях у знаменитого певца Вадима Козина.

Козин попал в те края еще при Сталине: согласно легенде, он получил срок за мужеложство, а отсидев его, предпочел остаться в Магадане. Он вел почти отшельническую жизнь, мало с кем встречаясь. И лишь иногда принимал у себя гостей — своих коллег, которых гастрольная судьба забрасывала в эти суровые края. А Шуфутинский, который жил в одном городе со знаменитостью, давно мечтал попасть в число счастливчиков, коим удалось посетить Козина. Но без протекции попасть в дом певца было нереально. Помог случай. Друг Шуфутинского Георгий Караулов оказался вхож в козинский круг и в конце октября 73-го согласился познакомить приятеля с легендой отечественной эстрады. Через пару дней, купив цветы и полдюжины бутылок шампанского, Караулов, Шуфутинский и еще несколько человек из ресторанного оркестра заявились в скромную квартирку Козина на четвертом этаже пятиэтажного дома в Школьном переулке. Вспоминает М. Шуфутинский:

"Мы позвонили в дверь с медной табличкой "Вадим Алексеевич Козин".

— Щас, иду… — раздалось за дверью. — А, черт, наставлено тут.

Загремел то ли упавший таз, то ли ведро. Хозяин открыл дверь и сразу прищурился:

— Ну, кто тут? Караулов вышел вперед:

— Вадим Алексеевич, мы к вам.

— А, ну проходите. Раздевайтесь. Только осторожнее. Не наступите на моих кошек. Такая теснотища. Черт бы побрал этих архитекторов. Это же надо — строить людям такие конуры. Неужели и в Москве такие строят?

— Строят, Вадим Алексеевич.

В комнате действительно было тесно, но главным образом из-за множества книг, которые не только занимали полки по всем стенам, но и кипами лежали на полу, на фортепиано, телевизоре. Этакий художественный беспорядок. В комнате царил теплый полумрак. Лампа под желтым абажуром освещала лишь круглый стол, заваленный вырезками из газет, вскрытыми конвертами, открытками…

— Ну, рассказывайте, кто вы, откуда, — доброжелательно предложил хозяин, когда вся компания с трудом разместилась вокруг стола. Сам Козин сел на круглую вращающуюся табуретку и мог при желании, не поднимаясь из-за стола, повернуться к фортепиано.

— А что рассказывать, Вадим Алексеевич, — ответил за всех Караулов. — Ребята приехали из Москвы, хотят немножко заработать. Играют в кабаке, в "Северном".

— Ничего зазорного в этом не вижу. Я сам в молодости много пел в ресторанах. А до революции вообще вся эстрада начиналась в ресторанах. Оттуда она, собственно, и пошла: от "Яра" — в Москве, от Контана — в Петербурге.

Выпили шампанского, разговор оживился, но рассказывал в основном хозяин, а мы больше слушали.

— Сейчас чай поставим, мне тут из Москвы прислали. Каких-то "Три слона". Говорят, хороший. А что, — в Москве помнят Козина? Или думают: скорей бы сдох, старый хрыч?

— Помнят, Вадим Алексеевич, помнят. В ресторанах вашу "Осень" часто заказывают. И "Дружбу" тоже. Да и в кинотеатрах перед сеансами играют.

— Играют, только автора не объявляют. Ничего, я Фурцевой по телефону дал обещание дожить до двухтысячного года, а там поглядим, кто чего стоит. (Козин ошибется на пять лет — он умрет 19 декабря 1994 года, пережив Фурцеву на 20 лет. — Ф.Р.) Сволочи! До войны ни у кого столько пластинок сольных не было — ни у Козловского, ни у Лемешева. Эта "Мелодия", мать ее ети, делает вид, что Козина в природе не существует…"

В ходе дальнейшего разговора Козин здорово удивил своих собеседников, заявив, что он сейчас пишет… песню про Ленина. Видя недоверие в глазах гостей, Козин повернулся к пианино, ударил по клавишам и пропел: "Родной, любимый Магадан, тебя мой Ленин не забудет…" Слышать эти пропагандистские стихи в устах Козина было не то чтобы удивительно, это выглядело настоящим сюрреализмом. Ведь в 40-е годы он отказался написать песню о Сталине, хотя об этом его просил сам Берия. А тут сам, добровольно, пишет осанну вождю мирового пролетариата.

После исполнения песни Козин дал попробовать гостям адмиральский ликер, который, по его словам, он выдерживает почти десять лет. Однако большого впечатления на присутствующих этот напиток не произвел — обычный алкоголь. Затем Козин сразился в шахматы с Карауловым, поскольку из всех гостей только он умел играть в эту игру. Но хозяин быстро оставил его в дураках, загнав в матовую ситуацию. Потом под грузинский чай с вареньем стали смотреть программу "Время". Козин весьма живо комментировал новости. Вскоре в программе возникла пауза, появилось озабоченное лицо Игоря Кириллова, который скорбным голосом сообщил, что сегодня в Москве умер трижды Герой Советского Союза, маршал Семен Михайлович Буденный. Услышав эту новость, Козин вскочил со своего места, достал с полки толстую тетрадь и сделал в ней карандашом какую-то пометку. Затем пояснил:

— В этой тетради имена всех, кто умер за последние двенадцать лет.

Шуфутинский, которого переполняло любопытство, полистал тетрадь: она была сплошь заполнена вырезанными из газет некрологами и испещрена пометками. Цель своих записей хозяин квартиры не объяснил. Напоследок, когда гости уже собирались откланяться, Козин спел им один из своих шлягеров — "Надо мной в глубине синевы — кличи давние…".

28 октября в первенстве Советского Союза по футболу определился досрочный чемпион — им стала ереванская команда "Арарат" (она же стала и обладателем Кубок страны). В тот счастливый день "Арарат" принимал у себя на поле ленинградский "Зенит". Хозяевам нужна была только победа. И они ее добились, победив гостей со счетом 3:2. Но уже минут за двадцать до конца встречи главному тренеру ереванцев Никите Симоняну было ясно, что его команда досрочно завоевала золотые медали: пришло сообщение, что ближайшие конкуренты "Арарата", киевские динамовцы, сыграли вничью с "Кайратом". Далее послушаем рассказ самого тренера:

"Стадион буквально взорвался. Я, признаться, и не видел прежде такого проявления чувств. Высыпали на поле болельщики, народные ансамбли — все верили в победу, готовились к ней, загремела музыка, пошли танцы.

Улицы были запружены народом. Гуляли, пели, наверное, до четырех утра. Футболистов, не преувеличиваю, готовы были принять в каждом доме, все двери для них распахнулись.

На тротуарах появились мангалы, поплыл запах шашлыков. Люди выносили из домов кувшины с вином, не жалея ради такого случая запасов. Выражали свои восторги самыми разнообразными способами — ездили, сигналя, на машинах, пели песни…

Я все время попадал в чьи-то объятия. Болели плечи от похлопываний, кому-то достался рукав моего плаща…